Ковен заблудших ведьм

– Голосую за пончики, но не за кино, – сказал Коул, включив проигрыватель с тихой песней Бритни Спирс, когда мы наконец-то выехали из-под натянутого брезента, служащего гаражом.

– Почему?

– Твое лицо и так было во тьме слишком долго. Хочу видеть его столько, сколько могу.

Румянец ущипнул меня за щеки, и я потерла их, успев отвыкнуть от этого ощущения. Перевернув карту другой стороной, я пожала плечами:

– Значит, выбираем хорошо освещенные места. Есть еще вариант с боулингом и океанариумом. Поужинать можно в ресторане индийской кухни на Роуд-сквер, а затем…

Коул повеселел, обсуждая со мной планы на вечер, и я пообещала себе не заводить разговор о Гидеоне до тех пор, пока он не будет готов. Сегодня должны быть только мы вдвоем – и ничего лишнего.

– Смотри, это Synchiropus splendidus, – сказала я. Мы все-таки выбрали океанариум. Палец ткнулся в толстое стекло, за которым нерасторопно плавали разноцветные коралловые рыбы. Синий, фиолетовый, оранжевый и зеленый смешивались на их чешуе в причудливые узоры – пятна, полосы, даже ромбы. – В народе их зовут мандаринками. А вон там голубой хирург, или хипатус. В специальных кармашках они прячут шипы, смазанные ядовитой слизью, и могут серьезно искромсать тебе ноги, если ты встанешь у них на пути. Это должно быть адски больно.

– Откуда ты столько знаешь о рыбах?

– Исаак познакомился с мамой в Нью-Йоркском океанариуме, – ответила я, провожая взглядом акулу, слившуюся с водорослями. – Он много рассказывал о том дне.

Я почувствовала, как меж моих пальцев скользят пальцы Коула, соединяя наши руки замком. Его ладонь была в два раза шире, и обе мои руки могли легко уместиться в ней. В этом было больше смысла, чем во всем, что происходило в мире в тот момент. Мы просто стояли плечом к плечу перед стеклом, отгораживающим нас от уголка таинственного синего океана, и мгновение застыло, как фотография. Я мысленно поместила ее в золотую рамку и положила в нагрудный карман, чтобы навсегда сберечь в памяти.

– Гастрономический шовинизм, – возмутилась я в ресторане, куда мы забрели спустя пару часов. Официант поставил передо мной крабовый салат, а перед Коулом – сочный перечный стейк.

Одновременно закатив глаза, мы обменялись тарелками: Коул забрал свой салат, а я – свое мясо.

– Надо было все-таки идти в то кафе на причале, – промычал Коул с набитым ртом, хрустя зелеными листьями, и я поддержала его трелью вилки о бортик соусницы.

Мне жутко не хотелось портить Коулу аппетит, но, когда нам принесли десерт – чудесные блинчики с клубникой и сыром маскарпоне, – момент настал. Коул был еще достаточно сосредоточен, чтобы вникнуть в суть разговора, но в меру расслаблен, чтобы его вынести.

– Коул, я хотела…

– Нет, Одри, – неожиданно остановил он меня взмахом руки, уткнувшись в молочный коктейль. – Что бы ты ни хотела мне сказать, уверен, это может подождать до завтра. Пожалуйста.

Я не могла спорить. Коул вымученно улыбнулся и пересел ко мне на диван, чтобы обнять. Точнее, чтобы я обняла его.

Когда на часах было уже десять, а мы вдоволь насмеялись и обсудили все беззаботные глупости на свете, не оставив от стейка и блинчиков ни крошки, пришло время просить счет. Свидание подходило к своему логическому завершению.

– Чревоугодие – тот грех, за который я попаду в ад, – простонала я, вывалившись из-за стола и покатившись к машине в обнимку с черничным пирогом, который мы прихватили на будущее.

Ноги гудели от дня прогулок: после океанариума мы намотали почти десять миль по берегу Шамплейн, бродя со стаканчиками кофе в руках в душевной тишине. Измотанная, я прижала к себе пирог и быстро задремала, стоило Коулу тронуться с места. Сквозь веки вспыхивали огни неоновых вывесок и фонарных столбов. Тихое ворчание радиоведущего действовало убаюкивающе. В какой-то момент темнота вокруг сгустилась, и все звуки стали тише, а мой сон – крепче. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я поняла, что машина давно не двигается.

– Мы приехали? – Я встрепенулась, судорожно вытирая слюни с подбородка, когда вдруг поймала себя на мысли, что сиденье джипа чересчур мягкое, а меня обнимает теплый кокон махровой ткани, совсем не похожий на пальто Коула.

Я резко села, стараясь не поддаваться панике. Постепенно глаза привыкли, и в ночи я смогла различить угловатую мебель тех времен, когда полосатые диваны и жалюзи еще были в моде. Яркие плакаты на стенах, воздушный змей под потолком и стопка допотопных дисков Бритни Спирс. Я определенно знала, где нахожусь.

Поднявшись и подойдя к окну, чтобы убедиться, я поежилась при виде шпиля белокаменной церкви вдали и конюшни, объятой огнями садовых ламп. На небе прорезались первые полосы рассвета, а ржание лошадей было слышно так же хорошо, как мое собственное сердцебиение.

Синий джип был припаркован у самого крыльца. Я даже не почувствовала, как Коул вытащил меня из него и донес до постели. Зато прекрасно чувствовалась тревога, витающая в воздухе, которая меня и разбудила. Ею были пропитаны скрипящие половицы, и она же витала в воздухе, точно пыль, от которой щекотало в носу.