Ковентри возрождается

Повысив голос и напустив на себя суровость, Слай сумел прорваться в поток сознания Дерека:

— Итак, в котором же часу вы видели свою жену в последний раз, мистер Дейкин?

Дерек заныл и стал разглядывать ногти; глаза его наполнились слезами. Слай мысленно отметил:

«13. Муж: возможно, педик?»

Дети Ковентри вышли из комнаты. Они еще никогда не видали, чтобы отец выставлял напоказ свои переживания. Искаженное лицо и вульгарные хрюкающие звуки, исторгавшиеся у него из груди, заставили их ретироваться в прихожую. Слай крикнул им вслед:

— Не уходите из дома, мне надо будет потом поговорить с вами.

Инспектор сыскной полиции Слай не стал утешать Дерека; он знал по опыту, что тогда все начнется сначала. Он и платка своего не предложил; обратно никогда не получишь.

— Я услышал слово «жена» и не выдержал, — объяснил Дерек Слаю, как только перестал плакать и судорожно вздыхать. — Жена — это женщина в фартуке, у которой руки по локоть в миске для теста. Жена — добрая и мягкая и говорит близким нежные слова. Жена не убивает соседа, а потом не убегает из дому...

Мэри и Джон Дейкины сидели у подножия лестницы. Они походили на тех мирных подростков, которых видишь на страницах каталога промышленных товаров крупной фирмы, скажем, «Литтлвудз»; на картинках они обычно валяются на стоге сена или же сияют восторженными улыбками с новеньких мопедов. Они не знали, что и думать; в прежней жизни не было ничего, что подготовило бы их к такому потрясению: родная мать — убийца. Они не знали, что сказать друг другу. Они молча вслушивались в голоса, доносившиеся из-за двери гостиной. Дверь открылась; инспектор сыскной полиции Слай стоял перед ними, весьма представительный в своей темной форме.

— Мэри, будь умницей, дай отцу чашку чая... побольше сахара... у него шок.

По дороге на кухню Мэри бросила взгляд в гостиную. Дерек трясся всем телом; по подбородку стекала слюна; пальцы его переплетались, как спаривающиеся змеи.

«Моя мать убийца, а отец сошел с ума», — подумала Мэри.

Она живо представила себе обстановку семейного завтрака в то роковое утро. Все было привычно... обыкновенно... как всегда... традиционно. Скучно... тихо... приятно... НЕ О ЧЕМ БЫЛО БЕСПОКОИТЬСЯ. Джон пристально разглядывал ковер в прихожей; он думал о том, что теперь уже никогда не сможет пойти в свой шестой класс колледжа, где он готовился сдавать экзамены по расширенной программе. Разве что перекрасить волосы и носить днем темные очки. Что еще хуже, имя его матери, Ковентри, попадет в газеты. А он говорил приятелям в колледже, что ее зовут Маргарет.

Инспектор Слай встал; беседа с Дереком была почти окончена. Дерек выл, как расстроенный волк. Слай с презрением наблюдал за ним. Он думал: «Дайте мне его в камеру минут на пять, и я сделаю из него мужчину. Что ему нужно, так это хорошая взбучка».

Инспектор сыскной полиции Слай был заядлым сторонником хорошей взбучки. Он сам не раз наблюдал, как она творит чудеса. У людей, выходивших из полицейского участка, спина была в невидимых миру синяках, зато голову они держали высоко.

Мэри вошла в комнату с двумя кружками слабого чая с молоком. Она отвела глаза от отца. Слай бросил на нее один из своих взглядов «сильного мужчины с золотым сердцем»; непременные особенности такого взгляда — слегка склоненная голова, поджатые губы и поблескивающие глаза.

— Я вижу, ты будешь в дальнейшем большим утешением отцу, Мэри, — сказал Слай голосом, «которым надо говорить с подростками».

Дерек снова громко разрыдался, и Мэри быстро вышла из комнаты. Она испытывала отвращение и омерзение от вида соплей и слез, текущих по отцовскому лицу. Она жалела его, но еще больше себя. Жизнь ее была разбита; она никогда не выйдет из дома. Она потеряет всех подруг, и к тому же теперь, когда матери нет, ей придется взять на себя всю глажку и работу по дому. Она погляделась в зеркало, висевшее в прихожей, и подумала: «Я постарела на десять лет. Теперь я выгляжу на все двадцать шесть».

Посасывая золотую цепочку на шее, она снова уселась у подножия лестницы и принялась ждать, когда ее вызовут на допрос.