Ковентри возрождается

В углу парка было маленькое кафе. Вокруг павильона среди деревьев стояло несколько столов и стульев. Все это было непохоже на Англию, напоминая скорее субботний день за границей, как я себе его представляла. Я заказала чашку кофе и поджаренную булочку и тут же вспомнила, что у меня есть только банкнота в пятьдесят фунтов.

— Полагаю, у вас вряд ли найдется разменять?.. — Я протянула большую купюру.

— Правильно полагаете, дама. Это вам не чайная в отеле «Риц». Я тут не богатых обслуживаю.

Я пошла туда, где минуту назад я бросила две фунтовые монеты, нашла их, одну подняла, вторую оставила на месте, вернулась в кафе и протянула монету человеку за прилавком.

— Господи, дама, ну и нюх у вас на денежки, а? — засмеялся он. — Прямо так и прыгают из травы к вам в руки.

Очень странное чувство я испытывала, сидя на солнце, покуривая сигарету, попивая кофе и сознавая, что мне никуда не надо идти и ничего не надо делать. И муж не торопит меня допивать поскорее и приниматься за дела. И дети не канючат, не раскачивают стол и не проливают кока-колу. Думаю, что это странное чувство и было счастьем.

Как только передо мной всплывало лицо мертвого Джеральда Фокса, я гнала от себя этот образ.

Было всего лишь 10.30 утра, впереди простирался целый день. Я собиралась провести его как богатая женщина: купить туфли, проколоть уши, подобрать комнату в гостинице. А тем временем до чего же приятно было сидеть под деревьями и смотреть по сторонам. Я встала, когда солнце зашло за тучу. Человек за прилавком крикнул:

— Пока, ваша милость!

Я поплотнее запахнула шубку и вышла из парка.

19. САПОЖКИ, КОТОРЫЕ ИЗМЕНЯТ ВСЮ ЖИЗНЬ

— Что-нибудь в плане пятидесятых? — спросила продавщица в обувном магазине.

— Каких пятидесятых?

— Пятидесятые, то есть тысяча девятьсот пятидесятые, — сказала она, глядя на мой костюм и шубку. — Хотите такие, «смерть тараканам»? — И она показала мне остроносые туфли на тонких, как спицы, каблуках-гвоздиках.

— «Шпильки», — сказала я, — в мое время их называли «шпильками».

— Ваше время — это когда? — спросила она.

— Тысяча девятьсот пятьдесят седьмой, — ответила я.

— Ах, так у вас не просто тоска по пятидесятым, да?

— Нет, я сама из пятидесятых. Покажите мне, пожалуйста, удобные сапоги, невысокие, до лодыжки. Такие, чтобы можно было бегать.

Я в восторге от сапожек. Смотрю на них не отрываясь и трогаю мягкую кожу. Мне нравится, что шнуровка плотно обхватывает ногу. Я могу пробежать в них десять миль, станцевать целый балет или взобраться на скалу.

— Я хочу остаться в них, — сообщила я девушке. Она взяла пятидесятифунтовую банкноту, старые парусиновые тапки, а мне дала тридцать фунтов, один пенни и полиэтиленовый пакет, в котором лежали мои позорные старые тапки. Сапоги настолько мягкие, что они уже приняли форму моих ног. Сквозь их кожу я словно вижу собственные стопы и едва заметные шишки у больших пальцев. Я в восторге от сапожек. Я решила купить им тюбик черного гуталина. Эти сапожки спасут меня от тюрьмы, найдут мне работу и изменят всю жизнь.

20. СИДНИ ВЫНЫРИВАЕТ ПЕРЕВЕСТИ ДУХ

— Руфь?

— Да.

— Это Ковентри!

— А, привет, Ков, как ты?

— Прекрасно, а ты?

— У меня живот болел, из-за сомнительного цыпленка. Но сейчас все в порядке. Как Дерек, дети?

— Не знаю.

— Почему?

— Я ведь не дома.

— Не дома?

— Нет, я в Лондоне. Разве Сидни тебе не говорил?

— Что не говорил?

— У меня кое-какие неприятности.

— Попалась в магазине самообслуживания?

— Нет. Так он тебе не сказал?

— Ты что, ушла от Дерека?

— Поверить не могу, что он тебе не сказал.

— У тебя рак, ты в больнице?

— Нет.

— Ты сбежала с другим мужчиной?

— Нет.

Руфь вздохнула.

— Слушай, я приведу Сидни. Он в бассейне, с трубкой плавает, может быть, придется подождать, пока он вынырнет перевести дух.

— Руфь, я звоню из автомата, давай быстрее.

Я совала в щель монету за монетой, в общей сложности на три бесценных фунта, пока наконец Сидни не взял трубку.

— Ков? Извини, не мог отыскать сигареты.

— Привет, Сидни.

— Слушай, Ков. Я же тебя просил оставить меня на неделю в покое.

— Я боюсь. Я шла мимо автомата, а у меня полно пятидесятипенсовых монет. Я купила сапожки, и продавщица дала мне пять фунтов серебром.

— Слушай, перестань плакать; ты же знаешь, как я от этого расстраиваюсь.

— Ты почему не рассказал Руфи?

— Потому что хочу хорошо провести здесь время, Ков. Я не желаю сидеть остаток отпуска на краю бассейна, глядя, как Руфь покрывается экземой. У нее уже и так нервы ни к черту из-за португальских шоферов. Ты бы только посмотрела на этих психов; прямо как в рекламе: «Увидеть Алгарви и умереть».

— Ты когда в Англию вернешься, только точно?

— В воскресенье днем. Аэропорт Гатуик. Звякни мне в магазин в понедельник, ладно?

— У меня кончились монетки.

— Держи хвост пистолетом, Ков.

— Ладно, и ты тоже.

— Мой-то всегда пистолетом. — Он засмеялся и положил трубку.