Ковентри возрождается

— Я им еще не сказывала, они думают небось, что он пока в отпуске, в Пензансе.

— Как, разве они не видели?.. Своими глазами? Разве они не оказались свидетелями зрелища?.. Того, что случилось...

— Ну, да, ясное дело, видали, но они ж не знали, что он помер. Они уж привыкли, что он на полу валяется и глаза закрыты. Он, знаете, сильно попивал.

— А вы-то как себя чувствуете?

— Кто, я? О, я хорошо; без него-то спокойно. Ваша жена мне прямо услугу сделала. Он же скоро меня бы прикончил. Я его ненавидела.

— Можно мне зайти на минутку, миссис Фокс?

— Но только я сегодня не успела прибраться, — сказала Кэрол, будто Дерек был инспектором из Министерства Чистых Домов.

— Мне нужно у вас кое-что узнать.

— Ладно.

Кэрол провела его в комнату, отшвыривая ногами с дороги различные предметы одежды. Маленькие дочки Фокса сидели на полу и ели из мисок кукурузные хлопья. На экране телевизора крупным планом показывали операцию на сердце. Дневная программа. Кэрол и Дерек сели за стол в дальнем углу комнаты. Дерек посмотрел в окно на сад Фоксов — серо-коричневый участок земли без единого живого растения. Бордюр составляли лишь поломанные кукольные коляски.

— Вы читаете какую-нибудь газету, миссис Фокс?

— Кто, я? Нет, он вот читал, а у меня с детьми хлопот полон рот.

Дерек вкратце сообщил Кэрол, что бульварные газеты намекают, будто у ее покойного мужа была связь с Ковентри. Знает ли Кэрол что-либо об этих предположениях?

— Кто, я? Да я ж говорю: у меня забот полон рот. Он каждый вечер уходил, но... недаром говорят, жена узнает последней, так ведь? — Кэрол отвела глаза к экрану и смотрела на пульсирующие артерии, пока Дерек не заговорил снова:

— Я хотел бы что-нибудь для вас сделать, миссис Фокс.

— Для кого? Для меня? А что?

— Вскопать сад... полки смастерить... у меня хорошие руки. И теперь вам понадобится мужчина в доме, не так ли?

— Кому, мне? С чего это? У меня его и раньше не было.

— У вас все в порядке в финансовом отношении?

— Это в смысле денег, что ли?

— Да.

— Теперь даже лучше. Я уж и страховку выправила. Да вообще, что ни возьми — теперь куда лучше, правда.

Дерек почувствовал себя слегка обманутым. В кармане брюк у него лежал пакетик бумажных салфеток. Он рассчитывал выхватить их в тот миг, когда убитая горем вдова начнет рыдать. Более чем трезвый взгляд на вещи м-с Фокс смешал его планы. Он решил, что она потрясена, глубоко потрясена. В дружелюбном молчании они наблюдали, как ассистент хирурга зашил грудную клетку и тщательно привел больного в порядок. Когда передача закончилась, Дерек пошел в бедно обставленную кухню и заварил для Кэрол и для себя крепкого чая. Потом он помыл посуду и вытер пыль. Это было самое малое, что он мог для них сделать.

25. КАК ОВДОВЕЛА ДОДО

В Картон-сити никто, даже очумевшие от пьянства алкоголики, не мог урвать восьми часов полноценного сна. В полночь мы с Додо устраиваемся на ночлег в своем коробе, но в три часа обычно просыпаемся. И тогда ничего не остается делать, кроме как осторожно выкурить вдвоем сигаретку и поболтать.

Додо рассказала мне, как три года тому назад она овдовела.

— Мы с Джефри ехали на машине из загорода; мы гостили у Тобиаса Марроуз-Калландайна... прелестный дом... Среди английских достопримечательностей он в списке второго ряда. Георгианский стиль, или древнеримский, или еще какой-то. Шестнадцать неотапливаемых спален, непотребная собака, чудесное озеро — в общем, пилили мы себе по дороге в своем «порше»; я ехала по эстакаде Хаммерсмит очень осторожно. Мы хохотали до колик над тем, как провели эти два дня: бедный старый Марроуз-Калландайн заявил, что его жена больна и не может встать с постели, чтобы принять гостей и все такое. Я, естественно, вызвалась пойти к ней и отнести ей еды, — ну, сама понимаешь. Марроуз-Калландайн решительно отверг мое предложение и был при этом очень категоричен. Сказал, жена выразила желание, чтобы на все эти дни о ее существовании просто забыли. Это было в пятницу, в общем, на чем я остановилась?.. Да... В воскресенье под утро я в полном отчаянии рыскала по дому в поисках обогревателя. Ну, сама посуди — середина зимы, а на весь дом один дровяной камин. Захожу я в темную спальню, включаю свет и вижу: в постели лежит Люсия Марроуз-Калландайн. У нее два синяка, сломан нос и выбито четыре зуба. Несчастная корова принимается хныкать, говорит, что любит Тобиаса и прощает его; и не принесу ли я ей плитку шоколада «Марс» или что-нибудь еще, потому что она полтора дня не ела.

Конечно, я тут же иду с этим к Тобиасу, и он говорит: «Бедняжка Люсия, она в пятницу утром вспылила, посудомоечная машина потекла или что-то в этом роде, и она себя избила».

Вот мы с Джефри и хохотали над тем, что сказал распустивший руки засранец. Тут Джеф перегибается назад и достает бутылку кока-колы. Он поднимает ее ко рту. Вдруг перед самой машиной выскакивает кошка, я торможу, и бутылка влетает Джефу в горло, и все вокруг в крови.