— Шум, отсутствие удобств и
— Настурции у вас прелестные, — сказала Додо.
— Да, — с горечью откликнулась Вероника. — Они и на плохой почве разрастаются.
— Куда вы поедете? — спросила Додо.
— Куда-нибудь, где потише, — ответила Вероника. — В Клапам[27]
.Из-за угла в переулок вошел мальчик лет двенадцати на вид. Он размахивал прутом, подгоняя нескольких норовистых коров. Шофер такси включил двигатель, и машина стала медленно пробираться между животными.
— Ты, псих ненормальный, — завопил мальчишка, — осторожнее, коровы! Шофер, как исстари водится, погрозил из окна кулаком и крикнул:
— Убери эти чертовы мешки с дерьмом с моей дороги, малый, не то я их к дьяволу передавлю.
Вероника глубоко вздохнула и сказала:
— Видите? Жизнь в деревне так
Пока мы неслись через деревню, я заметила, что местный магазин называется «Продуктовый центр», а памятник павшим весь исписан; особенно выделялась надпись: «Вероника сосет...» Широкие поля, похожие на прерии, тянулись до горизонта. Додо сидела недвижно, лишь однажды, встрепенувшись, указала мне на большой дом, едва видимый среди деревьев парка:
— Там Джеф родился.
— Его семья и сейчас там живет? — спросила я.
— Нет, это теперь дом престарелых, для избранных.
— Далековато до «Продуктового центра», — заметила я.
Додо рассмеялась и замолчала.
Я никогда не летала на самолете и не была в аэропорту. Гатуик показался мне лабиринтом для крыс, но Додо, по-видимому, точно знала, куда идти и на какое электронное табло смотреть. Она сказала мне, что самолет Сидни прибывает в 6.10 вечера.
Нам надо было убить три часа пять минут, и мы пошли поесть в ресторан. Мы сели у окна, чтобы Додо могла наблюдать, как взлетают и садятся самолеты. На вид это дело рискованное.
Вошли четыре американца и сели за соседний столик. Громкими, веселыми голосами они заказывали бифштексы. К пожилой официантке они обращались «мэм» и просили у нее совета, какой салат заказать на гарнир. Когда она, взяв их огромный заказ, отошла, прихрамывая, от стола, они закурили сигареты и принялись говорить о делах. Мужчина в пиджаке в зеленую с оранжевым клетку возобновил прерванный разговор:
— Само собой, поющие телеграммы уже давно не новость. Я хочу сказать: вы точно
— Так, — подтвердили три остальных американца.
— И по другим
— Так.
— Значит, рынок в Европе насыщен мелкими студиями, у них есть Кинг-Конго-граммы, толстякограммы, поцелуеграммы...
Тут врезался другой, с какой-то безумной стрижкой:
— Ясное дело, знаем, Уэйн. Бог ты мой, одну неделю в Англии — и парень уже стал таким
Уэйн засмеялся вместе со всеми.
— Ага, это я, наверно, от «Британских железных дорог» подцепил.
Тут все, мало сказать, засмеялись. Они прямо-таки остановиться не могли. Наконец Уэйн собрался с силами и продолжил:
— Итак, рынок на точке замерзания, никаких новшеств... согласны?
— Само собой... Ради Бога, Уэйн!..
— Эй, не торопи меня, Конрой. Надо же
— Давай
— Поющие телеграммы по
— Невеселым?
— Ага, развод, потеря близких, ссора с любимым человеком, необходимость сказать девочке, что она слишком толстая или что-нибудь эдакое же... эй, Стил, что тебе в жизни доводилось самого плохого сказать матери?
— Что у меня анализ на СПИД положительный?
— Нет, мы тут теоретически рассуждаем. Эта плохая новость должна касаться
— Умирает?
— Вот. Ты же не хочешь ей об этом сказать, так, Стил? Она смертельно больна.
— Нет уж,
— И доктор не хочет...
— Угу.
— Вот тогда ты звонишь и заказываешь смертограмму.
— Что-что?
— Смертограмму.
Уэйн встал рядом со стулом, где сидел Стил; он запел на мотив «Свисти, пока работаешь»:
— Уэйн, это уж грубей
— Спокойно, Стил, — сказал Конрой. — Это возможно. Что ты предложишь, чтобы объявить собственной жене о разводе?
Уэйн минуту соображал, потом снова встал и запел на мотив «Однажды волшебным вечером»:
— Это феноменально, — вырвалось у четвертого. — Подумать только! Принимая экзамен на водительские права, экзаменаторы больше могут не волноваться за провалившихся; у них будет специальный постоянный штат «сообщателей плохих новостей», и они все сделают. —