Ковер царя Соломона

И еще Том постоянно злился. Сейчас – из-за того, что Алиса снова пошла к своим родителям, уже второй раз за неделю, и опять отказалась взять его с собой. Ее постоянные визиты в Челмсфорд действовали ему на нервы. Флейтист опасался, что родители если и не убедят ее вернуться к Майку, то, по крайней мере, вынудят отказаться от сумасшедшей идеи отправиться на учебу в Брюссель. Они могли подкупить дочь, предложив ей денег. Значит, он сам должен раздобыть наличные.

Никогда из него не выйдет ни новый Джеймс Голуэй[27], ни Томас Аллен[28]. Том даже немного гордился тем, что трезво осознает пределы своих возможностей, умеет противостоять судьбе и научился с этим жить. Главные его таланты, игра на флейте и пение, пошли прахом на той темной дороге в вечернем Рикмэнсворте. Он посмотрел на свою изувеченную руку, попытался согнуть мизинец – бесполезно. На него накатила жалость к самому себе.

Вот если бы умерла бабушка! Даже без сентенций Алисы Мюррей знал, что о таком нельзя и помышлять. Когда-то он любил ее и до сих пор испытывал к ней нежные чувства. Ожидая прихода Питера и Джея, Том подумал, что вместо того, чтобы отправиться в подземку, он мог бы сегодня навестить бабушку. Пойти к ней и сказать: «Когда-то ты мне пообещала денег. Не мог бы я получить немного уже сейчас?» Конечно, она может и отказать, но ведь, может быть, и не откажет!

Тогда он купил бы для них с Алисой дом и, если бы она захотела, поехал бы с ней на год в Брюссель. Если бы он сумел устроить это для нее, она бы его точно полюбила. А потом они бы вернулись, и Мюррей начал бы заниматься бизнесом. Он продолжал бы играть в метро, потому что ему это нравится, нравится больше всего на свете, но и делом тоже занялся бы. Чем-нибудь таким, связанным с музыкой. Еще в школе у него отлично получались разные поделки из дерева, у него вообще были умелые руки. Например, он мог бы научиться делать скрипки. Флейтист с удовольствием представлял их будущую жизнь лет через десять: дом – полный скрипок, уже законченных и еще находящихся в работе, Алису – служащую второй скрипкой в каком-нибудь оркестре. А может быть, она захочет все бросить и они заведут детишек? Поселятся в маленьком городке на севере, а перед домом он установит деревянную вывеску, на которой нарисует скрипку. Рисовал он в свое время тоже неплохо.

Вместо того чтобы повести ее в ресторан, тот же самый или какой-нибудь другой, Аксель заказал в баре сэндвичи. Сказал, что очень устал. Что поднялся в шесть, чтобы поехать в Хитроу и попрощаться с Джарвисом. Там сегодня собрались все его старые друзья, даже Айвен, и они выпили по чашечке кофе. Только Айвен поступил умнее Джонаса и потом пошел домой спать.

– Я хотел бы кое-что тебе сообщить, – сказал он Алисе, но не уточнил, что именно.

В пабе было довольно скверно: сильно накурено и толпился народ. Они с Акселем сидели в темном углу на стальных стульчиках за крошечным столом с мраморной столешницей. Пересесть не было никакой возможности. Джонас принес сэндвичи с сыром и маринованными огурчиками, новый бокал бренди для себя и шампанское для Алисы.

Из головы молодой женщины не выходили его слова о том, что ему не нравится заниматься любовью днем. Это была самая необычная фраза, которую ей когда-либо говорили. Интересно, в шутку он это произнес или на самом деле об этом думал? Когда Алиса подняла на него взгляд, ей почудилось, что Аксель знает, что у нее сейчас на уме. Этого не могло быть, но она могла поклясться, что он знает все.

– Так о чем ты хотел со мной поговорить? – спросила она наконец.

– В каком смысле? – Ее друг, похоже, изумился.

– Ты же сам сказал, что хочешь кое-что мне сообщить.

– Ах да, конечно! Просто не знаю, как ты на это отреагируешь…

Его взгляд напомнил Алисе биолога, разглядывающего предназначенную для вивисекции зверюшку: холодный, оценивающий и безучастный. Впрочем, он тут же изменился, вновь став нежным и внимательным. Аксель протянул руку с кольцом и коснулся ее ладони. Но вместо того, чтобы сжать ее пальцы, он их только погладил. Улыбка у него сделалась немного удрученной.

– Мне хотелось бы, чтобы тебе понравилось, – сказал он. – Давай, ты скажешь, что тебе нравится, даже если это будет не так? Договорились?

– Я не знаю, – ответила скрипачка, словно маленькая девочка.

– Ну, конечно же знаешь, ты должна знать! Ну что, согласна или нет?

– Согласна.

– Я переезжаю жить в твой дом.

Алиса ничего не ответила. На миг ей показалось, что она ослышалась, что это какой-то сленг или что ее друг сказал это в переносном смысле. Его фраза звучала как какая-то поговорка, что-то наподобие: свой дом – не чужой, из него не уйдешь. Или: вот тебе бог, а вот порог.

– Извини. Я что-то не поняла, – пробормотала скрипачка.

– Я переезжаю жить в твой дом, – с нарочитым терпением повторил Аксель. – В дом, где ты живешь. Я снял там комнату. Точнее, две комнаты.

– Но ты не можешь! Это же дом Джарвиса.

– Ай-яй-яй, Алиса, – пальцы мужчины снова погладили ее ладонь. – За кого ты меня держишь?

Его собеседница мотнула головой.