Как всегда, в районе полудня, то есть в выверенное время, Сесилия направилась проведать Тину и увидела у «Школы» молодого мужчину – высокого, темноволосого и бородатого. Вместе с другим – пониже, в шляпе и шарфе – они выгружали из фургона мебель. Какую-то металлическую конструкцию, вроде кровати, еще одну вещь, которую миссис Дарн назвала бы матрасом-футоном, а также множество фотокамер и прочего фотографического оборудования. У входной двери «Школы» сгрудились коробки и чемоданы.
Сесилия узнала бородача: это был тот самый человек, который изводил ее тогда в поезде. Другой, очевидно, был «медведем». Придя в ужас, пожилая женщина еле сдержала инстинктивный порыв спастись бегством. Сердце ее сильно забилось, но Сесилия не подала виду, хотя и не спускала с этих двоих глаз, пока не оказалась в безопасном месте на веранде «Школы». Они ее не узнали – в этом она была совершенно уверена. Оба не обратили на нее никакого внимания, будто миссис Дарн там и вовсе не было. Впрочем, она давно привыкла к тому, что ее не замечают, и не придавала этому особенного значения. Она знала, что пожилые женщины – это самые незаметные, невидимые для прочих существа.
А через пару минут она подумала, что могла и ошибиться. Все бородатые мужчины похожи друг на друга. В Лондоне, должно быть, тысячи молодых бородачей. А «медведя» она даже в лицо толком не видела, лишь то, что виднелось между челюстями маски. Сесилия была довольна, что не поддалась глупой панике и так хорошо обо всем рассудила. Бросив на мужчин последний взгляд, она окончательно уверилась, что это – не ее бывшие мучители, и пошла в дом. Заметив, что они тащат по дорожке раму кровати, она оставила входную дверь открытой.
Внуки были в школе. По крайней мере, дома их не было, а миссис Дарн предпочитала считать, что они именно в школе. То, что в этот тихий полдень она нашла Тину сидящей на кухне с чашечкой кофе и читающей «Гардиан», окончательно убедило ее, что дела у дочери обстоят прекрасно. А та подняла на гостью глаза и произнесла:
– Привет, мам. Как жизнь?
Сесилия бы совершенно не удивилась, если бы услышала в продолжение что-нибудь вроде:
Но ничего такого Тина не сказала. Как всегда, безмятежная и принимающая жизнь такой, какая она есть, дочь поднялась и налила матери кофе. Она как-то невнятно сказала, что ей пообещали работу и что она, наверное, согласится. Уже много лет мисс Дарн говорила о намечающейся работе, иногда даже с энтузиазмом, но так никуда и не устроилась. Это было семейной чертой, проявившейся в Тине и, возможно, в Джарвисе, которая заключалась в философическом спокойствии и беспечности. Черта эта никак не проявилась в Сесилии и ее предках. Похоже, миновала она и Бьенвиду.
– Тина, я бы очень хотела, чтобы вы пришли ко мне на Рождество, – сказала гостья, после того как дочь закончила расписывать сомнительные преимущества работы на полставки в открытом недавно магазине поношенной одежды. – Вы ведь можете прийти в Сочельник и переночевать у меня, а утром дети получат свои чулочки с подарками.
– Ага, нормально, – кивнула молодая женщина. – В смысле, на Рождество мы, конечно, придем. Но нам же не нужно решать все это прямо сейчас, правда?
Тина никогда не хотела ничего решать «прямо сейчас». Непредсказуемость и сюрпризы нравились дочери куда больше. Сесилия не стала упорствовать. Ей очень хотелось задать один вопрос, который Дафна, маниакальная любительница телевикторин, назвала бы вопросом на 64 тысячи долларов. Но миссис Дарн продолжала ходить вокруг да около.
– Будет Дафна, конечно, как обычно, – сказала она. – И Питер тоже попытается выкроить время и забежать на обед.
Тина упорно молчала. Она сосредоточенно сдирала с ногтей старый лак, поддевая его ногтем большого пальца, а потом кидала красные чешуйки в чашку с кофейной гущей. Миссис Дарн делала вид, что ничего особенного не происходит, стараясь не смотреть прямо на дочь, но и не отворачиваться от нее. Однако ей все же не удавалось вполне отстраниться от этого малопривлекательного зрелища, и поэтому она сказала себе, что это совершенно нормально, что здесь ничего противного и тем более непристойного. Тысячи молодых женщин делают так, а она – просто капризная старая перечница, если раздувает трагедию из такого пустяка. Пожилая дама глубоко вздохнула и продолжила:
– Я сейчас подумала, не спросить ли и Брайана?
– О чем? – поинтересовалась ее собеседница.
Да уж, не в обычаях Тины было сглаживать ситуацию! Она и не замечает, что кому-то нелегко. Для нее самой всегда все просто.
– Не придет ли он на Рождество, – вздохнула миссис Дарн.
– И в чем проблема?
– Как ты думаешь, он согласится?
– Понятия не имею. Спроси лучше у него.