Кожа. Как у тебя дела?

У Марин с детства тяжелая форма атопического дерматита. Ей 35 лет, и она пришла на консультацию в состоянии физического и психического истощения. Вот уже несколько месяцев, как она отказалась от использования кремов и мазей с кортикостероидами и новых курсов терапии, которые, кстати говоря, меняют жизнь многих больных в лучшую сторону. Когда у нее спросили, почему, она ответила, что старалась очистить кожу, полагая, что именно через нее выходили токсины. Но она так и не смогла ответить на вопрос, о каких токсинах речь. (На самом деле нет токсинов, которые надо было бы выводить ради улучшения состояния кожи или любого другого органа.) Она утверждала, что у нее проблемы с печенью, и считала, что там накопились токсины от кремов и мазей с кортикостероидами. Ей было бы бесполезно объяснять, что это невозможно: кортикостероиды метаболизируются менее чем за 24 часа. Бесполезно было бы и напоминать, что печень не играет никакой роли в атопическом дерматите. Парадоксально, но Марин уверяла, что у нее были доказательства того, что это не так, потому что с тех пор как она прекратила лечение, экзема обострилась, а зуд охватил уже все тело!

И в этом случае было напрасно говорить о том, что экзема обострилась потому, что она полностью отказалась от лечения – когда она лечилась, чувствовала себя хорошо. Что бы я ни говорил, все сводилось к тому, что всему виной была печень. С тех пор как она чистила ее, отказавшись от кортикостероидов, наладился сон (четыре часа за ночь) – у нее не было никаких сомнений, что печень влияла на сон! Хотя я объяснял ей, что печень не играла никакой роли для сна и она мало спала не из-за сильного зуда, от которого не лечилась, а потому, что была истощена… Но она не хотела ничего слышать. Тем не менее, несмотря на свои странные убеждения, Марин была вовсе не сумасшедшей, она отчаянно искала причину, которая могла бы объяснить ее состояние, и была готова поверить любой другой, даже самой сомнительной версии, особенно если она не имела отношения к медицине. Как бы то ни было, но Марин не усматривала психологического происхождения своего заболевания, а просила помочь ей, поскольку ее психическое состояние было очень тяжелым.