Крабат

Крабат еле сдерживался. Разве забыл он Тонду и Михала? Разве не поклялся отомстить за них и за тех других, что лежат на Пустоши? И за Воршулу, и за беднягу Мертена…

— Тонды нет и Михала нет. Кто знает, не буду ли я следующим?

— Обещаю тебе! — Мельник протянул ему левую руку. — Мое слово и слово моего Господина, который мне это поручил, твердо и нерушимо!

Крабат словно и не заметил протянутой руки.

— Если не я, значит, кто-нибудь другой?

— Кто-нибудь обязательно! — Мастер сделал вид, будто стирает что-то рукой со стола. — Но мы ведь можем решить это вдвоем. Пусть это будет тот, кого не жалко. Лышко, к примеру.

— Я, конечно, терпеть его не могу, но тут, на мельнице, он мой товарищ. Не хочу быть виновником его смерти. И соучастником не хочу — это одно, и то же. И ты меня не заставишь, мельник! — Крабат больше не сдерживал свое отвращение. Он вскочил и крикнул: — Делай своим преемником кого хочешь, только не меня! Я ухожу!

Мастер оставался спокоен.

— Уйдешь ты или не уйдешь — решаю я. А ну-ка сядь и выслушай до конца!

Крабату нелегко было подчиниться. Может, прямо сейчас помериться силой с мельником? Но он овладел собой.

— Понимаю! Ты взволнован моим предложением. Даю тебе время обдумать.

— К чему? Все равно откажусь.

— Жаль! — Мастер глядел на Крабата, качая головой. — Раз тебя не устраивает мое предложение, значит — смерть! В сарае уже стоит гроб.

— Для кого? Это мы еще посмотрим!

Мастер и бровью не повел.

— Ты, похоже, на что-то надеешься? А тебе известно, что будет потом?

— Да! Колдовать я больше не буду.

— И ты готов пойти на это? — Мастер немного помолчал, откинулся в кресле, задумался. — Ладно! Даю восемь дней. Уж я позабочусь, чтобы ты почувствовал, что значит — жить без волшебства. Все, чему ты здесь у меня научился, ты забудешь сию же минуту. А в предпоследний вечер этого года я спрошу тебя еще раз. Посмотрим, что ты ответишь!

Под новый год

Это была невыносимо тяжелая неделя, — Крабат вспомнил первые дни на мельнице. Каждый мешок весил пять пудов, как ему и полагалось, а его надо было тащить из амбара на мельницу, с мельницы в амбар. Крабат валился с ног, а добравшись до постели, никак не мог заснуть. Кто владеет волшебством, может закрыть глаза, пробормотать заклинание — и спи себе сколько влезет глубоко и спокойно!

Наверное, это измучит меня больше всего, думал Крабат.

Когда же он, в конце концов, засыпал, налетали мучительные сны — не трудно догадаться, откуда.

Крабат в разорванной одежде тянет за веревку повозку с камнями. Передвигается через силу, каждый шаг дается с трудом. Стоит одуряющая жара. Хочется пить, горло пересохло от жажды. Ни колодца, ни деревца, ни тени. Проклятая повозка! Он должен доставить ее в Каменец, торговцу скотом. За нищенскую плату. С тех пор как случилась беда — правая рука угодила в дробилку, — он рад любой работе, какую ему дают. Жить ведь на что-то надо! Вот он и тащится с тележкой, полной камней, и слышит знакомый хриплый голос: «Ну что? Хорошо быть калекой, Крабат? Не лучше ли было б послушать меня и стать моим преемником в Козельбрухе? А сейчас ты сказал бы «нет»?» Что это, слова Мастера или его собственные мысли? Ах вот оно что: он думает голосом и словами Мастера…

Каждую ночь Крабату снилась его страшная судьба. То он стар и болен, то, невинный, сидит в темнице, в глубоком подземелье, то лежит в поле смертельно раненный, истекая кровью. И каждый раз он себя спрашивал голосом Мастера: «Ты и сейчас сказал бы «нет», Крабат?»

Сам Мастер явился во сне всего лишь раз, в последнюю ночь.

Крабат превратился в коня, чтобы облегчить участь Юро. Мастер в одежде польского пана заплатил за него на рынке в Витихенау сто гульденов, купил вместе с седлом и уздечкой. Безжалостно гонит Мастер вороного коня напрямик через изгороди и канавы, по полям и холмам, через заросли и болота.

«Помни, что я — Мастер!»

Бьет куда попало кнутом, вонзает шпоры.

«Я тебе покажу!»