Краденое счастье

Руслан опустился на диван рядом с матерью и прислонился к ее плечу.

– Послушай меня, пожалуйста. Когда я решил скрыть от тебя свою болезнь, то думал только о твоем здоровье. Помнишь, как тяжело ты перенесла аварию?

– Мне до сих пор стыдно за свой чертов сердечный приступ! Будто истеричка последняя свалилась…

– Ну что ты говоришь! – Почувствовав, что устал, Руслан лег, свернувшись на коротком диване, и положил голову матери на колени. Она погладила его по волосам и глубоко затянулась сигаретой.

– Если бы ты знал, как я мучилась оттого, что по сути оставила тебя одного!

– Ты не оставила. Давай я объясню тебе ход своих мыслей.

– Попробуй.

– Я знал, что когда ты вернешься и увидишь меня без ноги, это станет для тебя ужасным шоком. Но это будет уже свершившийся факт, с которым остается только примириться. Тяжелый удар, но один удар. А если бы ты осталась ухаживать за мной, ты пережила бы тысячу таких ударов. Ты бы умирала вместе со мной, и страх за мою жизнь мог убить тебя. Думаешь, я не хотел тебя видеть?

– Думаю, нет, раз услал.

– Очень хотел! Но я понимал, что должен тебя обезопасить и сделать так, чтобы ты не заболела, раз уж в своей судьбе ничего не могу изменить. Не могу передать словами, как мне тебя не хватало, но инстинкт самосохранения подсказывал, что если я начну переживать, что ты переживаешь о моем состоянии, мы с тобой войдем в такой резонанс, что умрем оба.

Мама легонько дернула его за волосы.

– Может быть, ты и прав, – сказала она грустно, – даже точно прав, но все равно, сидит во мне эта заноза…

– Ну тогда знай, Лизе я тоже не сказал о своей болезни. Как только понял, что дело пахнет керосином, сразу порвал с ней отношения, якобы она мне больше не нравится. Вот хоть у Колдунова спроси, если не веришь.

– Правда?

– Зуб даю! Я планировал быть одиноким инвалидом, только Макс меня сдал Лизе, и то не сразу, а только когда я уже почти поправился.

– Почему же он мне тебя не сдал?

– Слушай, мама, а ты не находишь, что это как-то неправильно? Я остался без ноги, но адаптировался, научился ходить на костылях, планирую встать на протез, карьера моя вышла на новый уровень, несмотря на увечье… Словом, я полностью примирился с потерей конечности и даже не сильно грущу по этому поводу. Но страшно терзаюсь и переживаю оттого, что не сказал тебе вовремя. Почему так? Ты же хотела меня поддерживать и ободрять, а получается наоборот. Все время затягиваешь меня обратно в эту ситуацию.

Мать задумалась и долго сидела молча, поглаживая его макушку, как в детстве.

– Старость, что ты хочешь, – пробормотала она наконец, – а с ней все прелести дисциркуляторной энцефалопатии, в частности эгоцентризм и патологическая обидчивость. Ты уж прости меня, ладно?

– Это ты меня прости. Наверное, я не должен был сам решать, что тебе по силам, а что – нет. Но раз уж мы отважились высказать друг другу свои обиды, давай на этом закроем тему моей ноги раз и навсегда, ладно?

– Ладно. Простили друг другу, и теперь ты счастлив? И у вас с женой все хорошо? Почему же тогда вы такие мрачные? Ну ладно, Лизу я третирую, а ты-то что?

И Руслан решился. Он рассказал маме все про себя и про Ингу, ничего не скрывая и не приукрашивая.

Выслушав его, мама долго молчала, а потом взяла новую сигарету.

– Могу сказать тебе только одно, – произнесла она сухо, – мучить жену – это плохой способ чтить память бывшей возлюбленной.

* * *

Зиганшин уже целую неделю ошивался на кафедре в образе журналиста. Легенда была такая, что он, представитель центрального канала (о чем имелось почти настоящее удостоверение), решил написать документальную книгу о врачебных буднях, а может быть, и на телепередачу материала наберет.

Руслан лично представил его сотрудникам кафедры, мол, Мстислав Юрьевич будет тут у вас присутствовать почти незримо, чтобы собрать правдивую информацию о работе врачей, он никому не помешает своей деятельностью, но просьба к сотрудникам оказывать ему всяческое содействие, потому что книга важна не только для журналиста, но и для кафедры. Михайловский арестован, и очень скоро журналисты устроят настоящую вакханалию, ибо хирург-маньяк – это такой лакомый сюжет, что лучше не придумаешь. Кафедра окажется в центре общественного внимания, и честный репортаж о ее работе, конечно, не затмит Михайловского, но все же хоть немножко остудит накал страстей.

Пусть население увидит, что кафедра – не кузница серийных убийц, а приличное учреждение.

Наверное, поэтому доктора были с ним доброжелательны и, если и сердились, что он целыми днями пасется в ординаторской, никак этого не показывали.

Впрочем, это сидение и разговоры «за жизнь» покамест мало что давали. Мстислав Юрьевич узнал много нового об оптимизации здравоохранения, но эта шокирующая информация ни на шаг не приблизила его к разгадке личности Человека дождя.