Краденое счастье

Оставшись вдвоем, приятели переглянулись и заказали коньяка. Волчеткин тосковал по Инге, а Ян Александрович сегодня оперировал тяжелого больного, не смог удалить опухоль из-за ее распространенности, терзался от своего бессилия и не хотел нести эти тягостные переживания домой, к жене и детям.

Все же врач – особая профессия, подумал Руслан мрачно, болтая перед глазами пузатым бокалом с тягучим янтарным содержимым. От наших действий, как ни крути, зависит, жить человеку или умереть, и чем старше и опытнее становишься, тем тяжелее этот груз ответственности. Даже после банального аппендицита мы не можем успокоиться, пока не станет ясно, что осложнений нет, а уж если они возникают, очень долго ломаем голову над тем, почему это произошло, можно ли было предотвратить и чьей вины больше: врача, организма пациента или просто судьбы? Мы остаемся после работы, иногда проводим ночи у операционного стола, иногда – за книгами и статьями, чтобы поймать единственный шанс человека на выздоровление, а порой просто дать ему надежду. Мы подвергаем себя риску заражения всякими «приятными заболеваниями», потому что это наш долг. Словом, делаем много разных вещей, от которых освобожден обычный человек. Но большинство ничего этого не видит, и когда с пафосным закатыванием глаз восклицает: «Врач – особая профессия», совершенно искренне считает, что главная особенность нашей профессии – работать бесплатно. Почему понятие о святом врачебном долге и служении трансформировалось в головах обывателей в «вы обязаны нам помощь оказать!»?

Народ видит в медиках обслуживающий персонал, а не подвижников, и действительно, подвижников становится все меньше. Наверное, когда уйдет Колдунов, канет в прошлое целая плеяда ответственных, самоотверженных и талантливых докторов, видевших свое призвание в том, чтобы помогать людям.

Огромная утрата, восполнить которую будет невозможно.

Даже он, лучший ученик Яна Александровича, стремившийся перенять не только знания и опыт, но и душевное благородство наставника, уже размолот между жерновами бюрократизма власти и потребительства населения.

Руслан вздохнул и без слов чокнулся с Колдуновым. Тот выпил и стал черенком чайной ложки изображать на салфетке схему сегодняшней операции:

– А если бы я тут прошел, как думаешь? Может быть, надо было взять на турникеты?

– Успокойся, ради бога! Ты же был в здравом уме во время операции?

Колдунов кивнул.

– Значит, если бы существовало решение, ты бы его нашел.

Ян Александрович заказал еще по сто грамм коньяка и вдруг сказал, что Ингу, конечно же, убил Михайловский, но раз Руслан пытается ловить какие-то призрачные шансы для его оправдания, то должен понимать, как трудно смириться с тем, что ничего не можешь сделать.

– Но иногда это единственный способ жить дальше, – вздохнул Руслан.

* * *

Услышав, как он открывает дверь, мама вышла в прихожую.

– Добрый вечер, Руслан, – сказала она строго, – твоя жена уже спит, поэтому не шуми.

Он вдруг подумал, что хватит тянуть с протезированием. Неважно, что он приноровился к костылям, но вид его усеченного тела всякий раз действует на мать, как нож в сердце.

– Ты выпил? – Анна Спиридоновна с неудовольствием отпрянула, когда он попытался поцеловать ее. – Что ж, пойдем, я покормлю тебя ужином, чтобы завтра не болела голова. Но, прошу тебя, будь поосторожнее с алкоголем! Особенно теперь…

Руслану стало стыдно:

– Мама, мы с Колдуновым просто посидели, после операции стресс снять.

– Видно, придется мне позвонить старому гаду и предупредить, чтобы не смел тебя спаивать!

– Ты еще его родителям позвони, – фыркнул Руслан, ощущая себя трудным подростком, – серьезно, мам, не волнуйся обо мне. Я никогда не допивался до состояния «Але, «Скорая»! приезжайте, тут мужчине плохо!» и не собираюсь делать этого впредь. Но если тебя беспокоит моя дружба с бутылкой, я готов перейти на полнейшую трезвость.

Мама ничего не ответила и ушла в кухню, где стала быстро готовить ему омлет с колбасой.

Руслан устроился на диванчике и вздохнул, подумав о Лизиных котлетах в холодильнике. Он с теплотой вспоминал о них весь день, но мама захотела покормить сына собственной стряпней.

– Я давно хотела спросить тебя, сынок, – Анна Спиридоновна поставила перед ним тарелку с омлетом, довольно плоским и скомканным, – ты несчастен?

Руслан уже приготовился зачерпнуть кусочек яичного месива, но, услышав тревогу в голосе матери, отложил вилку:

– Нет, я очень счастлив. А почему ты решила…

– Ты целыми днями пропадаешь на работе, пьешь, ходишь смурной. Да и супруга твоя, прости, не производит впечатления счастливой новобрачной.

– Почему ты говоришь «супруга»? Почему не Лиза?

Мама поджала губы, как умеют это делать только женщины.

– Я получил новую должность, совсем другого уровня, чем была у меня раньше, – продолжал Руслан, – и не понимаю, почему тебя удивляет, что я пропадаю на работе и хожу смурной. Мне просто нужно освоиться на новом месте, что тут такого удивительного? Разве вы с папой не учили меня отдавать все силы любимому делу?