Кракатит

- Присядьте, пожалуйста, - вежливо пригласил он князя.

Нельзя сказать, чтобы Рон был в восторге от всего происходящего.

- Мы не мешаем вам... не мешаем тебе работать? - бесцельно осведомился он.

- Нисколько, - ответил Прокоп, разминая в пальцах инфузорную землю.

- Что ты делаешь?

- Взрывчатые вещества. Попрошу вон ту бутылку, - обратился он к княжне.

Та подала бутылку, демонстративно промолвив:

- На, возьми.

Рон вздрогнул, как от удара; но внимание его уже захватили быстрые, хотя и предельно точные, осторожные движения, с какими Прокоп капал чистой жидкостью на комочек глины. Откашлявшись, дядюшка спросил:

- От чего оно может взорваться?

- От сотрясения, - не переставая отсчитывать капли, ответил Прокоп.

Рон повернулся к княжне.

- Если ты боишься, oncle, можешь не ждать меня, - сухо проговорила она.

Покорный судьбе, он уселся, постучал тросточкой по жестянке из-под калифорнийских абрикосов.

- А тут что?

- Это ручная граната, - пояснил Прокоп. - Гексанитрофенилметилнитрамин и гайки. Взвесь-ка на ладони.

Рон смешался.

- А не было бы... уместнее... вести себя более осторожно? - спросил он, вертя в пальцах спичечный коробок, взятый с лабораторного стола.

- Безусловно, - согласился Прокоп, отбирая у него коробок. - Это - хлораргонат. С ним шутки плохи!

Рон нахмурился.

- Все это... производит на меня довольно неприятное впечатление запугивания, - резко заметил он.

Прокоп бросил коробок на стол.

- Вот как? У меня было такое же впечатление, когда мне грозили крепостью.

- Могу лишь сказать, - продолжал Рон, проглотив возражение Прокопа, - что все ваше поведение... не производит на меня ни малейшего впечатления.

- Зато на меня - огромное, - заявила княжна.

- Боишься, он что-нибудь выкинет? - повернулся к ней le bon prince.

- Я надеюсь на это, - убежденно возразила она. - Думаешь, он не сумеет?

- В этом я не сомневаюсь, - буркнул Рон. - Ну, пойдем?

- Нет. Я хочу ему помогать.

Тем временем Прокоп принялся гнуть пальцами металлическую ложку.

- Зачем это? - с любопытством спросила княжна.

- Гвозди кончились, - проворчал он. - Нечем начинять бомбы. - И он осмотрелся, отыскивая еще что-нибудь металлическое.

Княжна встала, зарделась, торопливо сдернула перчатку и стянула с пальца золотое кольцо.

- Возьми, - тихо произнесла она и, залившись румянцем, потупила глаза.

Прокоп принял ее вклад; это получилось почти торжественно... как помолвка. Он еще колебался, подбрасывая кольцо на ладони; она подняла на него вопрошающий, горячий взор. Тогда он кивнул с серьезным видом и положил кольцо на дно жестянки.

Старый поэт озабоченно и грустно моргал птичьими глазами.

- Теперь мы можем идти, - прошептала княжна.

К вечеру приехал упомянутый выше наследник рухнувшего трона. У главных ворот - почетный караул, рапорт, слуги, выстроенные шпалерами, и прочие церемонии; парк и замок празднично иллюминованы. Прокоп сидел на холмике перед лабораторией, мрачным взглядом смотрел на замок. Никто не проходил здесь; темно и тихо, только замок сиял ослепительными снопами лучей.

Прокоп глубоко вздохнул и поднялся.

- В замок? - спросил Хольц и переложил револьвер из кармана брюк в карман своего бессменного дождевика.

Они идут по парку, где уже погашены огни; раза два-три какие-то темные фигуры отступили перед ними в кусты, а сзади, шагах в пятидесяти, все время кто-то шуршит опавшими листьями; в остальном - безлюдье, сырое безмолвие ночи. Лишь все княжеское крыло замка пылает большими золотыми окнами.

Осень, уже осень. Падают ли еще в Тынице серебряные капельки из крана колонки? Ветра нет - и все же доносится зябкий шелест: откуда, с земли или с деревьев? Алую полоску прочеркнула на небе упавшая звезда.

Несколько человек во фраках - о, как они великолепны и счастливы! - выходят на площадку замковой лестницы, болтают, курят, смеются... и возвращаются в дом. Прокоп застыл на скамейке, только вертит в растрескавшихся пальцах жестяную банку.

Порой встряхивает ее, как дитя - погремушку.

В банке - обломки ложки, кольцо и безымянное вещество.

Застенчиво приблизился Хольц.

- Сегодня она не сможет прийти, - деликатно говорит он.

- Я знаю.

В окнах гостевого крыла вспыхнул свет. А вон тот ряд окон - "княжеские покои". Теперь светится весь замок, воздушный, ажурный, как греза. Все там есть: богатство неслыханное, красота, честолюбие, и слава, и титулы - побрякушки на груди, наслаждения, умение жить, тонкость чувств, и остроумие, и самоуверенность; словно там другие люди, не такие, как мы...

Как упрямый ребенок, гремит Прокоп своей погремушкой. Постепенно окна гаснут; еще светится то, что в комнате Рона, и другое - красное, где спальня княжны. Дядюшка открывает окно, вдыхает ночную прохладу; потом принимается шагать от двери к окну, от двери к окну, и опять, и опять... За занавешенным окном княжны не дрогнет ни одна тень.