Такой объем энергии, такую энтропию нужно было куда-то выплеснуть. Она не могла прийти из пустоты и точно так же не могла просто взять и исчезнуть. Как раз этих-то вычислений Либби и не проделала, а Тристан с Нико не предусмотрели, ведь они не видели причин поворачивать назад; позволять мгновению величия – или гибели – пропасть.
В отличие от Либби, они по-прежнему верили, будто магия дает, и не знали при этом, как за нее платят. Сколько жизней Либби разрушила просто чтобы сюда попасть, оказаться в этой комнате и сыграть в бога? Она могла ошибиться, позволив этому произойти или вообще вернувшись сюда, но Атлас был прав в одном: с выбранного пути ей сходить поздно. Как и менять пути за них за всех. Переписать конец Эзры можно было лишь одним способом, но только не убивая Атласа. Какой бы мир они ни нашли, кто бы ни управлял экспериментом, чьи бы личные принципы ни правили его ходом – цена от этого не менялась, и Либби увидела наконец всю ее величину.
Сила правда бывает лишней. И знания тоже. Атлас Блэйкли был песчинкой во вселенной, крупинкой, но его неудача означала бы волну последствий. Пределы его влияния простирались ровно до грани этого момента, но видела это только Либби. Они не боги. Так, песчинки во вселенной. Не им было открывать эту дверь.
Лишь она могла изменить судьбу их всех.
Она знала, какой ценой получится все остановить. Была бы тут Рэйна… Париса оказалась права, а Либби ее не слушала. И в нужный момент под рукой не оказалось запасной батареи, внешнего генератора, который поглотил бы обратный заряд.
Однако поздно было гадать «а что, если бы». Сейчас все решал исход, а остальное не вызывало сомнений: нельзя двигаться дальше. Все наколдованное пришлось со скрежетом останавливать. Однако у физики есть правила, равно как и у магии: нечто, приведенное в движение, уже не остановишь. Энергию следовало куда-то деть. Как и звездам на небе, им нужно было бы найти место для смерти.
Сделать сосудом для такого неимоверного объема энергии можно было одного из двоих, тех, кто его породил. Но лишь один точно знал, что грядет, и мог подготовиться.
В который раз Либби взглянула в прицел немыслимого. В глаза невыносимого. И решила: будь что будет.
Ей и прежде случалось переживать непереживаемое.
Все повторилось. Перед Либби стояла знакомая проблема, и псевдорешение было прежним: убить одного ради спасения всего сущего. Жить – значит раздавать себя по кусочкам, ловить крохи радости, глуша постоянную боль. Неужели все так и будет: любить что-то, чтобы потом его потерять? В груди стучало два сердца, бился двойной пульс. Две души вращались на одной орбите.
Одно начало. Один конец.
«Это союз, Роудс, обещаю…»
«Держу, Роудс, не отпущу тебя, клянусь…»
«Я доверяю тебе, Роудс…»
«Я доверяю тебе…»
Пронзительно закричал Гидеон.
А потом наконец пыль осела, и на какое-то время воцарилась тишина.
Либби зажмурилась.
Сделала вдох.
Выдохнула.
У нее тряслись руки. Зубы стучали. Колени внезапно подогнулись.
– Что ты наделала? – прорычал ей на ухо Далтон, явив наконец истинный облик. – Ты понимаешь, что без него от тебя нет проку? Он нам нужен. Он нужен мне…
Лежа на полу, она открыла глаза, но ничего не увидела; все плыло. Поморгав, сосчитала всех: один, два… Гидеон нагнулся к кому-то. Тристан боролся с Далтоном, оттаскивая его от пугающе неподвижного тела.
Она ни разу не видела, чтобы он не суетился.
…три, четыре.
«Я доверяю тебе, Роудс».
Либби снова закрыла глаза. Мир распахнулся для нее, и она с радостью ему отдалась, желая падать в темноту до тех пор, пока земля наконец не перестанет дрожать.
Каково это, когда у тебя есть половинка, когда ты часть кого-то? Когда вы есть в каждом мире, в каждой вселенной? Когда скользите между «я» и «ты» в вечном «мы»?
Нико правда верил в то, что Либби Роудс есть в каждой вселенной, где теоретически существует он сам. В то, что всюду она до фига много значит. Это казалось понятным, очевидным. Не было места, в котором их жизни бы не столкнулись, а неизбежные последствия не сплетались паутиной, обряжая совпадения судьбой. Скакать по ней среди вариантов можно было до бесконечности, однако все всегда возвращалось к одному и тому же исходу. Неважно, в какой они жизни, в каком из миров – куда бы ни разнесло их полюса, он отыщет ее.
Однако этот мир, эта жизнь – не теория. Здесь, в их вселенной действовали правила, а неизменность полюсов определяла еще и тьма переменных. Новизна, чудо, любовь… Был такой мир, в котором небо отливало лиловым, и такой, в котором Земля отклонилась от оси. Был и такой, где Гидеон родился с копытами, и такие, в которых что-то пошло не так в адской бездне Гидеонова прошлого. А в некоторых Гидеон с Нико так и не встретились.