Далтон и прежде избегал разговора об этом, но Париса, как обычно, в водовороте его мыслей не усмотрела ничего настораживающего или загадочного. Чувствовалась обычная для Далтона отстраненность. Даже сильнее, чем в обсуждении всего, что они обговаривали до этого.
– В чем он себе не доверяет?
– В… оценке ситуации. Он не может ее понять…
– Что значит – понять? Я не физик.
– Дело в другом. Ты требуешься ему не из-за магии. Он нуждается в тебе для… ясности, для… – Далтон вдруг нахмурился, его перекосило от злобы. Париса увидела перед собой прежнего, юного Далтона, который молотил кулаком по стене замка. – Атлас Блэйкли разработал код, – сказал он, с трудом подбирая нужные слова. – Нашел детали и собрал компьютер, но утратил объективность и больше программированием заниматься не может. Боится, что его алгоритм неверен.
Мысли Далтона помутнели. Разумеется, он говорил метафорами, но сути Париса не совсем уловила. Логика у нее сегодня страдала. Все выглядело бессмысленным.
– Что?
– Он запустил слишком много программ одновременно. Ему нужен кто-то, чтобы проводить тесты и дебагинг. Какой-нибудь… человек.
Возможно, дело было в смерти мужа, или в разговоре с Шэрон, или, может, в том, что ноги покалывало от тупых, завистливых взглядов: в семи столиках от Парисы кто-то таращился на ее безумно дорогие туфли. Или она всегда была так зла, а сейчас просто заметила это и теперь не сможет об этом забыть; глупой же она останется до конца жизни (если честно, то поделом).
Злая на себя, она постаралась забыть на время все плохое.
– Хочешь сказать, что Атлас нам не нужен? – рубанула она, переходя сразу к сути.
– Да, он нам не нужен. – Далтон явно испытал облегчение от того, что не надо больше пытаться объяснять иносказательно. – Если уж на то пошло, Атлас – слабое звено в цепи.
– Точно. Ладно. – Париса помолчала, набрала на телефоне сообщение, потом написала второе, третье, пытаясь сообразить, которое из них самое перспективное. Нико был рад получить ответ, ну еще бы, сейчас он откисал у моря и перезвонит ей позже, а пока – чмоки-поки. Ответа Рэйны Париса не ждала и даже четыре дня спустя ничего не получила. Впрочем, не стоило беспокоиться, время еще оставалось; это Далтон заметил Каллума в толпе на кадрах с двух разных пресс-конференций и мелькающую рядом с ним фигуру в черных ботинках и худи. Несложно было догадаться, какие навыки последний год нарабатывала Рэйна. Если Париса и знала что-то о людях наверняка, так это то, что они разочаровывают; вот и Рэйне вскоре грозило разочарование. Тогда Париса найдет ее без усилий.
Однако ответ с номера Тристана пришел моментально и удивил.
Тристан в душе, это Либби. Где ты хочешь встретиться?
Если говорить совсем точно, то Атлас Блэйкли не спешит уничтожить вселенную.
Он лишь хочет перебраться в другую.
Вопрос не в том, может ли наступить конец света. Это как раз не вопрос. Мир и так погибает каждый день, и все его смерти разные: от прозаичных до библейских. Вопрос даже не в том, способен ли один человек погубить целый мир, а в том, тот ли человек на это способен и так ли уж необходимо разрушение. В чем же беда? Проблема постоянства судьбы и вариативности исполнения. Она в теории относительности Эйнштейна. Она в парадоксе путешествий во времени. Она – в Атласе Блэйкли, в Эзре Фаулере. В неизменности одной конкретной ветки мультивселенной, где встречаются Эзра и Атлас.
Беда в том, что Эзра Фаулер был сладкоежкой и жить не мог без перекусов. Мычал себе под нос надоедливые попсовые мотивы, пока думал, и оставлял жирные следы от арахисового масла на каждой странице неразборчивых заметок Атласа Блэйкли. Беда в том, что Эзра не подчинялся линейному ходу времени, часто путался в датах и потому был наделен необычным мышлением. Беда в том, что он грыз кончики Атласовых ручек и порой засыпал с краю у него на кровати, словно верный пес, и не понимал, зачем вообще стучаться в дверь. Беда в том, что Эзра мучился ночными кошмарами и сенной лихорадкой. Беда в том, что он прочел все книги на полках у Атласа и оставил на полях собственные заметки. Беда в том, что Эзра замечательно играл в нарды, а в другой, не столь необычной жизни мог бы стать профессиональным теннисистом. Беда в том, что он пристрастился к заварному кофе и часто забывал про свой чай. Беда в том, что до обеда и время от времени после ужина его невозможно было вразумить. И что он высказывал людям все в лоб. Чувствуя себя неуютно в обществе, он зачастую, разозлившись, блистал колкостями.
Беда в том, что он был человек яркий, несчастный и по-прежнему способный удивляться, и это его любопытство, такое заразное, зажгло искру в светлой части души Атласа Блэйкли.
Беда в том, что он привык создавать аватар личности в наших умах, собирая его из излюбленных фрагментов памяти, до тех пор, пока тот не упростится и со временем не утратит сходство с оригиналом.