Наше отношение к миру – иное, нежели мироощущение и мировоззрение людей эпохи средних веков. Многие из их идей и поступков нам не только чужды, но и плохо понятны. Поэтому вполне реальна опасность приписать людям этой эпохи несвойственные им мотивы и неверно истолковать подлинные стимулы, двигавшие ими в их практической и теоретической жизни. Человек не рождается с «чувством времени», его временные и пространственные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит. Для промышленно развитого общества характерно сознательное отношение ко времени. Современный человек легко оперирует понятиями времени, без особых затруднений якобы осознавая самое отдаленное прошлое. Время и пространство мыслятся как абстракции, при посредстве которых только и возможно построение картины унифицированного космоса, выработка идеи единой и закономерно-упорядоченной вселенной. Эти категории приобрели для нас автономный характер, ими можно свободно инструментально оперировать, не ссылаясь на определенные события, безотносительно к ним.
Современный человек – «торопящийся человек», его сознание определяется отношением к времени, которое он ощутимо видит на каждом шагу. На циферблате часов, на табло метро, на экране телевизор.
Теперь нам вновь необходимо вернуться к сделанным выше оговоркам и ограничениям. Можно ли говорить о единых категориях пространства и времени применительно к средневековью и ко всем странам Европы того периода? Нет, конечно. Не было ли различий в восприятии этих категорий разными слоями и классами общества даже в одной стране и в одно и то же время? Безусловно. Мы это полностью сознаем. Но вместе с тем позволительно поставить вопрос и иначе: нельзя ли вскрыть общее содержание в этих категориях, своего рода субстрат, на котором возникали все различия, сколь бы существенными они ни были? Мы исходим из того, что известная степень общности в переживании пространства и времени у людей средневековой эпохи до определенного момента все же имелась и что ее необходимо выявить прежде, чем приступать к дальнейшему расчленению понятий и ведению нашего расследования.
Историческим рубежом, когда различия в восприятии и осмыслении указанных категорий стали значительными, историки считают «подъем в период позднего средневековья класса городского населения, хозяйственная практика которого и самые стиль и ритм жизни принципиально отличались от образа жизни сельских классов средневекового общества». «В этот период категории времени и пространства, в том виде, в каком они были характерны для средневековой «модели мира», начинают трансформироваться, утрачивать свое традиционное содержание. От «библейского времени» начинается переход ко «времени купцов» (по выражению Ж. Ле Гоффа). Но этот переход якобы был очень длительным, медленным и до конца средних веков неполным.
Следовательно, и для понимания этого перехода необходимо сначала восстановить «модель» пространства и времени, действовавшую в предшествующий период средневековья.
Нет ли оснований предполагать у человека средневековья более универсальное и целостное восприятие действительности, меньшую обособленность художественной формы познания от практической? Возможно, и весьма возможно.
Отношение ко времени в тот период, это вообще как отношение ко всему тому, что мы с вами сейчас понять не можем. Самый простой пример. Земля. Очень рискованно понимание отношения к земле в период Раннего средневековья как к частной собственности, предполагающей существование отношения субъекта к объекту и свободного распоряжения последним. Земля, в отличие от движимого имущества, не являлась объектом неограниченных отчуждений и иных имущественных сделок. Между человеком, вернее, человеческой группой, и земельным владением существовала гораздо более тесная, по сути, неразрывная связь.
В усадьбе землевладельца заключалась модель Вселенной. Даже скорее не в усадьбе, а в защищенном пространстве, в укрепрайоне, где стоял стан воина. Это хорошо видно из скандинавской мифологии, сохранившей многие черты верований и представлений, некогда общих всем народам. Мир людей – Мидгард, буквально – «срединная усадьба», «средняя защита» мирового пространства. Мидгард окружен враждебным людям миром чудовищ и великанов – это Утгард (Utgarur), «то, что расположено за оградой двора», остающаяся хаотичной часть мира. Контраст Мидгарда и Утгарда находит параллель в противопоставлении в скандинавском праве двух категорий земель – «в пределах ограды» (innangardz) и «за оградой» (utangardz). Этим контрастом охватывались как основное правоотношение (индивидуальное и коллективное землевладение), так и коренные представления о космосе: мир человеческий – усадьбу, крестьянский двор, имеющий полную аналогию и вместе с тем возвышающую санкцию в Асгарде – ограде Богов-асов, со всех сторон обступает неизведанный, темный мир страхов и опасностей. Любопытно, что и реальные поселения мыслились в виде центров, на периферии которых располагался остальной мир. Все имело свой строгий порядок в том обществе.