Крах плана Шлиффена. 1914 г.

Дело кончилось компромиссом: «Телеграмма эта вызвала в Ставке, конечно, немалое смущение, и из создавшегося положения вышли отчислением генерала Жилинского в распоряжение, если не изменяет моя память, военного министра и оставлением генерала Ренненкампфа на его прежнем месте. Это было то наибольшее, что возможно было сделать при обстановке того времени…»[296]. Даже если такая телеграмма царя и существовала в действительности, то сведения о том, что великий князь Николай Николаевич намеревался отстранить от своего поста и командарма-1, являются явно натянутыми.

При отступлении из Восточной Пруссии 1-я армия потеряла до 75 тыс. чел., значительную часть из которых (30 тыс.) – пленными. Союзники оценили и эту жертву. Западный автор пишет, что в ходе отступления 1-й русской армии из Восточной Пруссии в плен попало 45 тыс. русских солдат, однако это помогло выжить Франции[297]. То есть союзники рассматривали Восточно-Прусскую операцию как единое целое, ставя Гумбиннен и Танненберг в единую цепь событий, приведших к крушению плана блицкрига.

В числе пленных оказались три генерала: командир 2-й бригады 29-й пехотной дивизии А.А. Орел, командир 2-й бригады 30-й пехотной дивизии С.П. Соколов и командир 1-й бригады 68-й пехотной дивизии В.В. Мальм. Все эти командиры до 1914 г. не бывали в боях и потому «сами слабо разбирались в обстановке», что, скорее всего, и стало одной из причин их пленения[298]

. Обратим внимание, что 1-я армия потеряла пленными всего трех генералов, в то время как 2-я армия – 18. Причина в том, что 2-я армия оказалась в «котле», отсюда и столь большие потери пленными, ибо в окружении оказывается и начальство.

Начдив-30 Э.А. Колянковский был отрешен от должности командармом, так как подал рапорт о гибели 119-го пехотного Коломенского полка только через неделю. Но главное – была потеряна масса техники, что для богатой людьми, но бедной военными материалами Российской империи представляло едва ли не большее значение. Складывая эти потери с той артиллерией и пулеметами, что остались в танненбергском «котле», можно показать, как нельзя терять оружие, которого и без того не хватает.

Вместе с 25 тыс. солдат и офицеров, потерянных в первом фазисе операции, когда 1-я и 2-я армия наступали, общие потери 1-й армии в Восточно-Прусской операции дошли до ста тысяч человек. По итогам операции, 54-я (М.И. Чижов) и 72-я (Д.Д. Орлов) второочередные пехотные дивизии были расформированы, а их личный состав обращен на пополнение наиболее потрепанных перволинейных полков. Вернее, должен был бы быть обращен, хотя на деле эти люди обретались в резерве фронта.

Таким образом, 8 полков русской армии прекратили свое существование спустя всего 1,5 месяца после начала войны и приняв участие в боях лишь в течение двух недель. Неудачные сражения, ставшие следствием объективных обстоятельств, о которых неоднократно говорилось выше, послужили поводом для насмешек и в последующем. Один из участников войны вспоминал, что 73-я и 56-я дивизии даже получили ироническое прозвище «Занеманского бегового общества», так как при ударах противника сразу же спешили убраться за естественный рубеж реки Неман[299]

.

А по воспоминаниям военного врача, 28 ноября генерал Янов рассказывал ему, «как при отступлении из-под Инстербурга командир 72-го полка добежал до самой Москвы»[300]. Здесь, очевидно, врач спутал 72-й пехотный Тульский полк и 72-ю пехотную дивизию, что простительно для врача, но не для составителя комментариев к тексту воспоминаний В.П. Кравкова, который (составитель) почему-то пишет, что речь идет о Тульском полке, хотя 72-й полк никогда не воевал в Восточной Пруссии, в августе 1914 г. на самом деле сражаясь в Галиции. Но даже и это обвинение есть не более чем сплетня. После расформирования своей 72-й дивизии начдив-72 Д.Д. Орлов занимал должность и.д. командира 1-й бригады 43-й пехотной дивизии, в то время как его первый помощник по 72-й дивизии – П.Н. Туров – и.д. командира 2-й бригады той же самой 43-й пехотной дивизии. Наверное, если бы Орлов «добежал до самой Москвы», его не стали бы назначать в 43-ю дивизию.

Бегство тыловиков действительно имело место, но – тыловиков, а не строевиков, пусть и второочередных полков. Часть бежавших оказалась в крепости Ковно – эти люди побросали винтовки, но зато сохранили награбленное в Восточной Пруссии имущество, которое и продавали на ковенском базаре. Офицер крепости писал домой: «Я не говорю, что таких мерзавцев много, но они, главное, действуют растлевающим образом на остальную массу и приучают ее к безнаказанности… Будь запасные еще несколько помоложе, более поздних годов, начиная с 1908 г., то было бы ничего, ну а старики такая дрянь, что и вообразить себе не можешь. Может быть, скоро придут новобранцы, тогда дело будет другое». Такое поведение являлось следствием паники, охватившей войска. Цитат из другого письма: «Уже 4 дня не спим, не едим, не пьем, а все отступаем, по пути все сжигаем… Генерал Мищенко расстрелян»[301].