Крах всего святого (СИ)

– Отчего-то многие из наших подопечных в последнее время чувствуют себя все хуже и хуже, – наконец, промолвил монах, подождав, пока несколько его собратьев пройдут мимо них и скроются за углом. – И я не про телесные страдания – те еще худо-бедно можно излечить или хотя бы ослабить муки – но самые опасные болезни, поражающие рассудок. Норрис – тот несчастный, чью комнату мы прошли – еще несколько месяцев назад страдал лишь от головных болей, что мы купировали отварами, да жаловался на ночные кошмары, власти над которыми, увы, у нас нет. Но вот совсем недавно одной ночью брат Тимм услыхал в одном из коридоров какой-то шум – и наткнулся на Норриса, что голышом расхаживал по монастырю, что-то бормоча себе под нос. Выглядел он так, словно и не просыпался – мне уже приходилось быть свидетелем подобного явления, но попытка разбудить его закончилась для Тимма плачевно. Едва ощутив на себе его ладонь, Норрис вдруг впал в такую ярость, что лишь семеро монахов, выскочивших на крики, сумели кое-как с ним справиться, правда, уже после того, как Тимму сломали несколько ребер и руку. Нам пришлось запереть Норриса в келье, дабы он не навредил остальным, и с тех пор состояние его только ухудшается, несмотря на все наши старания и молитвы…

Туссэн замолчал, задумчиво глядя пред собой, а великий магистр ничего не ответил, лишь надеясь на то, что Фабрис сохранил хотя бы толику разума и щепоть памяти. Наконец монах остановился у одной из келий. Пройдя вовнутрь, они очутились в небольшой вытянутой комнатке – прямо напротив находилось большое окно, около которого был невысокий стол и пара табуретов, а по правую и левую руку стояло по низкой кровати. Одна из них пустовала, но вот на другой лицом к стене лежал худой мужчина, одетый в рубаху с заплатами на локтях и мешковатые штаны.

– Доброго дня, Фабрис, – произнес монах.

Тот оглянулся через плечо и с трудом уселся на кровати, скинув босые ноги на пол. Он был старше Амадиу едва ли на десять-пятнадцать лет, но выглядел глубоким старцем. Худоба его походила на изможденность, небольшое лицо – как и шея с руками – покрывали коричневатые пятна, а невидящие глаза были затянуты бельмами.

– Брат Туссэн? – произнес он робким, чуть дребезжащим голосом. – Я проспал молельню?

– Нет, до нее еще много времени. С тобой хотел встретиться один человек, – монах отошел в сторону и кивнул Амадиу.

– Прошу прощения, что потревожил, но мне нужно с вами поговорить, – выступил вперед великий магистр. – Меня зовут Маркел. Я прибыл из Мьезы и хотел бы узнать...

Не успел он закончить, как старик вздрогнул, точно от удара. Вцепившись побелевшими пальцами в кровать, он мотнул головой.

– Уходите.

– Но…

– Я сказал – уходите! Неме…

Старик согнулся пополам, забившись в приступе свистящего кашля, а Туссэн слегка дотронулся до локтя Амадиу.

– Я предупреждал. Пойдемте, не стоит тревожить несчастных попусту.

Не обратив внимания на его слова, великий магистр предпринял еще одну попытку:

– Я понимаю, что разговор может быть вам неприятен, но... Уже пострадало множество невинных людей, и вы единственный, кто может помочь не допустить новых жертв. Я прошу – сделайте это не для меня, но для тех, чьи жизни вы можете спасти. Думаю, вы уже поняли, зачем я приехал. Ведь так?

Старик упрямо хранил молчание, глядя перед собой пустыми глазами, и разочарованный до глубин души Амадиу уже повернулся к порогу, когда Фабрис вдруг произнес:

– Стойте… вы еще здесь?

– Да.

Фабрис пожевал губами и тяжело вздохнул. Почесав заросший щетиной подбородок, он произнес:

– Брат Туссэн, не могли бы вы оставить нас наедине?

Тот кинул подозрительный взгляд в сторону великого магистра, но все же вышел прочь. Едва за монахом захлопнулась дверь, как старик произнес:

– Что именно вы хотите узнать?

– Все, что произошло в Мьезе на том острове,– Амадиу подставил к кровати колченогий табурет. – С самого начала.

– С начала? Что ж... – Фабрис ненадолго замолчал, точно собираясь с мыслями. – Я родился в семье потомственного камнетеса, и кажется, молот с зубилом попали в мои руки еще раньше, чем отец выучил меня с ними управляться. Его самого водил в учениках мой дед, а под надзором его отца – моего прадеда Жана – в свое время было заложен первый камень в знаменитом Рианском соборе. Вы когда-нибудь там бывали?

Амадиу кивнул, на миг позабыв, что его собеседник слеп, но губы старика расплылись в грустной улыбке, словно он уловил его жест.

– Да, столь величественное сооружение, что дух захватывает. Какие капеллы... фрески... а формы – точно сами боги вели руки людей, что создали подобное. Увы, но прадед мой не успел закончить восточный шпиль и северное крыло – тиф забрал Жана, едва он отмерил пятый десяток. В нашей семье мужчин будто преследует злой рок – дед мой сорвался с недостроенной стены в сорок с полтиной, наступив на шаткий камень, а отец не дожил до сорокалетия год, сгорев от лихорадки. Вот только я еще до сих пор мучаюсь, неведомо зачем...