Поначалу Стефан попытался растормошить Джейми, но все попытки привести его в сознание окончились провалом; и, в конце концов, Стефан поплевал на ладони и взвалил Джейми на плечи — тихо выругавшись от потуги. После недолгих размышлений, они двинулись прямо через чащу; сложно было сказать, сколько времени они продирались сквозь густые кусты и колючие ветви — но Мелэйну ни на миг не покидало ощущение, что за ними следит не одна пара глаз и, судя по косым взглядам, которые Стефан кидал в сторону любого подозрительного шороха, подобные мысли приходили в голову не только ей. Наконец, они вышли не небольшую полянку и решили чуть передохнуть; Стефан, привалив Джейми к ближайшему дереву, плюхнулся прямо на землю, утирая пот, а Мелэйна внимательно всмотрелась себе под ноги.
— У меня осталось кресало, хоть оно и подмокло, — произнесла она, начав собирать сухие веточки. — Нужно набрать побольше хвороста — конечно, если за нами все еще идет погоня, дым от костра может нас выдать, но иначе мы попросту замерзнем насмерть. Как ты думаешь, Джейми справится?
Не услышав ответа, она оглянулась — и увидала как Стефан, не шевелясь и не издавая ни единого звука, всматривается куда-то во тьму; Мелэйна не успела произнести хоть слово, как из ближайших кустов раздалось глухое рычание, громкий треск — и девушка похолодела, увидев, кто выходит из кустарника.
Глава 16
Винсент Аркхэм родился в семье зажиточного купца Уоррена Аркхэма, который хоть и не отличался богатой родословной, но зато был умен и дальновиден, в разы приумножив свое наследство, полученное от отца, небольшого лавочника. Юный Аркхэм рос ни в чем не нуждаясь, в окружении родни и слуг; хоть красотой он выдался в мать — чья бабка по слухам была ведьмой и повитухой — а статью в отца, но уже с самого раннего детства, увы, отличался слабым здоровьем, беспрестанно болея. Господин Аркхэм тратил баснословные суммы на лекарей, знахарей и нянек, но с каждым годом здоровье его сына лишь усугублялось, а хворь начала поражать не только тело, но и душу. С возрастом наследник Уоррена превратился в угрюмого и нелюдимого человека, проводя все больше времени в собственных покоях или одиноких прогулках и все меньше общаясь прочими людьми. Его единственной отрадой была живопись — рисовал он днем и ночью, и не только красками, но всем, чем приходилось под руку. Однако картины его были столь странны, а зачастую и ужасны, что мало кто мог взглянуть на них без отвращения…