Красавица

Селина почти засмеялась. Ее дрожащие пальцы скользнули к горлу, пытаясь утихомирить сердцебиение.

В следующую секунду сердце замерло, точно молоток, ударившийся о наковальню. Птицы перестали шуршать в листве, цикады стихли. Глухой рев достиг ушей Селины, и в этот же миг она бросилась к открытым двойным дверям за спиной, желая вбежать внутрь.

Однако до того, как она успела сделать хоть шаг, несколько человек молча преградили ей путь. Они развернулись, чтобы уйти, на их лицах совершенно отсутствовали эмоции. Три девушки, которые до этого шутили и смеялись, взялись за руки и направились к дверям, их взгляды казались стеклянными. Последняя девушка остановилась, чтобы закрыть за собой двери, и раздался щелчок задвинувшегося замка.

Это устроил Никодим?

Паника завладела телом Селины. Что это за темная магия?

Никодим ей соврал? Решил таким образом с ней поиграть? Неужели он, как и она, не планировал сдержать свое обещание и решил избавиться от нее при первой же возможности?

Внезапно каждое воспоминание Селины стало для нее дорого. Она подумала о том, чтобы подобрать подол платья и броситься бежать. Может, стоит подскочить к закрывшимся дверям и стучать по ним что есть мочи, умоляя о помощи.

А как сильно она пострадает, если спрыгнет с балюстрады?

Селина планировала заманить убийцу к месту его первого преступления. Заманить его к причалу, воспользовавшись преимуществами, что давали открытое пространство и вода, которая могла отрезать ему путь к отступлению. А если бы это не сработало, она бы выманила его из места, где он скрывается, из Шартра.

Он не должен был поймать ее.

А что, если убийца Никодим? Получается, Селина в буквальном смысле танцевала в его лапах?

Ее грудь вздымалась от тяжелого дыхания, туго затянутый корсет сдавливал тело. Единственным шансом Селины на спасение был крик, если ей удастся закричать достаточно громко, чтобы ее услышали.

Но успеют ли ее спасти?

Селина напряглась, убеждая себя, что все будет хорошо. Если у нее всего один шанс на спасение, она непременно воспользуется именно этим шансом. Ее рука скользнула к потайному карману на бедре, готовая выхватить серебряный кинжал Бастьяна.

Справа в небо взвилась стая ворон. Селина крутанулась, наблюдая, как те летят в сторону луны, жалея, что не может тоже расправить крылья и упорхнуть.

И в этот самый момент она заметила странные символы вдоль края балюстрады. Она подошла ближе, не подумав.

Четыре символа, нарисованные на каменной поверхности, точно продолжение прожилок на камнях, влажные и ярко-алые:

«L, O, U… P?»[153]

Сдавленный вопль вырвался из груди Селины. Она отпрянула назад, уткнувшись спиной в стену. Страх окончательно взял над ней верх, когда пара длинных рук схватила ее за талию, ладони в перчатках пробежали по ее ребрам.

– Mon amour, – проскрежетал его голос у ее уха, его холодное дыхание коснулось ее затылка. – Ты навсегда моя.

Селина открыла было рот, чтобы закричать. Что-то острое вонзилось в ее шею, и тьма поглотила ее.

Фунт плоти

Что-то было совсем не так.

Бастьян понял это в ту самую секунду, когда дядя подошел к нему с теплой улыбкой и беспокойным блеском в глазах. В ту самую секунду, когда Никодим предложил ему поговорить с Селиной наедине на террасе.

Ни один из бессмертных не одарит таким великодушием, не потребовав заплатить мучительную цену взамен. Особенно тот, кто любит театральные жесты, как Никодим Сен-Жермен. Однажды, несколько лет назад, Бастьян был свидетелем того, как дядя взял со своего врага фунт плоти в буквальном смысле этого слова, медленно содрал с мужчины кожу, наслаждаясь каждым его криком. Тогда Бастьяну было девять. И тогда все было честно, ведь тот враг убил его отца.

В душе у Бастьяна зародилось беспокойство. Без сомнений, внезапная смена решения дяди имела под собой недобрые умыслы. Тем не менее Бастьян пробормотал слова благодарности и отправился вдоль бального зала, останавливаясь, только чтобы кивнуть тем, кто попадался ему на пути. Извиняясь и уходя, обещая обязательно вернуться.

Сейчас он мог думать только о Селине. О том, чтобы сказать ей: что бы ни говорил ей дядя, сам Бастьян не разделяет эти решения.

Хотя вряд ли ей вообще нужны его подтверждения. Но все же.

Одобрительная улыбка растянула губы Бастьяна, когда он вспомнил, как она ворвалась в бальный зал с двухчасовым опозданием, в своем траурном наряде, со своим самоуверенным взглядом, которому мог бы позавидовать сам дьявол. Это была одна из главных причин, почему Бастьяну нравилась Селина. Ее не волновало мнение окружающих.

Бастьян остановился у тяжелых дубовых дверей, ведущих на террасу, озадачившись тем, что те оказались закрыты изнутри. Напрягшись, он отворил замок, вышел на балкон, и… холод закрался ему под кожу от увиденного.

Там никого не было. Ни души под фиолетовым ночным небом.

Селины Руссо не было на террасе.