— Да, я думал над твоими танцевальными особенностями, — загладил он слова "косолапость". — Может, хочешь чтобы я поучил тебя танцевать? — сердце пропустило удар, я робко посмотрела на него, неужели он тоже хочет ко мне прикасаться?
— Было бы здорово, когда начнем? — произнесла я слегка хрипловато.
— Можно начать сегодня, — как от моей улыбки не треснули губы? Я готова была начать прямо здесь и сейчас.
— Я согласна, — как же я была рада, как хотелось в тот момент верить, что он тоже любит. Да, любовь — это страшная сила.
Мы спустились в нижний зал. Встали в центр, Маска взял одной рукой меня за талию, другой руку. И пошли поехали мои ноги по его.
Учителем он был терпеливым, знаете не каждому дано так долго терпеть побои наносимые учеником.
Я пыталась, честно пыталась. Но получилось так, что я случайно сделала ему подсечку и он начал падать, вместе со мной. А дальше все было в лучших традициях романтических комедий.
Я, лежа на нем стала приподыматься, и вот его лицо (маска) находилась на расстояние всего нескольких сантиметров. Сердце пустилось вскачь, вокруг начали кружиться бабочки. И я слышу хриплый шепот:
— Коленку убери.
— Что? — переспросила я.
— Ты мне весь генофонд отдавишь, — и тут приходит осознание, что коленка то моя, оказалась как раз между ног. Конечно, я подскочила и, извинившись, оставила скулящего Маску на полу.
Как же стыдно…
(
Утром я первым делом побежала в кабинет к Маске, да, с некоторых пор мне можно туда входить.
Открыв дверь, я с порога заявила:
— Я обо всем договорилась, пошли, — и, подбежав к столу посмотрела на Маску.
— София, может не сегодня? — жалостливо спросил он.
— Нет, нет, ты обещал.
— Хорошо, но только если у меня ничего не получится, ты отстанешь, — произнес он вставая.
— Конечно, конечно, — скрестив за спиной пальцы, пообещала я.
— Пошли уже, не отстанешь ведь, — побурчал для виду Маска и вышел из кабинета, я то знаю что ему тоже интересно. В один из вечеров мы обговорили с ним, что я буду придумывать нам совместные занятия, вот сегодня я решила провести кулинарные курсы. Сама то я готовить умею, не изыски конечно, но все же. Помогать нам я попросила Романа Андреевича.
Мы спустились на кухню, где нас во все оружии ждал повар. Нам вручили фартуки, заставили тщательно вымыть руки и лишь после допустили к заготовкам. Сегодня был принято решение приготовить яблочный пирог.
Я занималась тестом, а Маска жарил яблоки в карамели.
Начало было положено… Положено и на этом, пожалуй, конец.
Маска закосячил с самого начала порезав яблоки на две половины и бросив на сковороду. Потом забыл налить масла, и они сгорели. Третий раз налил слишком много масла, и кусочки яблок плавали в желтой жиже. После он поскользнувшись на разлитом масле налетел на меня, к слову сказать, я тогда несла бадью с тестом. Вот и получилось, тесто на полу, я сверху, повар в муке и яблоки начали пригорать.
Короче нас выгнали, подгоняя скалкой.
— Я же тебе говорил, — вытаскивая тесто из волос, сказал Маска.
— Я не думала, что ты такой косорукий косорук.
— София…
— Да, Маска?
— Ярослав.
— Что Ярослав? — переспросила я.
— Зовут меня Ярослав, глухая ты тетеря, — слегка взъерошив мне волосы сказал он. Глупый, не делай так, я все больше в тебя влюбляюсь.
головой.
Я не могла скрыть улыбку и постоянно смотрела на Маску, как я все-таки ошибалась на его счет.
(
Ярослав мне мстит, пришла в голову мысль, когда он заставил меня играть на пианино сотый раз одну и ту же мелодию. Явно мстит за урок кулинарии.
— Но не могу я, — проскулили в который раз.
— Сможешь, — злорадно ответил этот…
Я шла по коридору, ища Ярослава. Опять куда-то запропастился. У нас сегодня запланирован просмотр фильма, а он опять увиливает. И тут я услышала мелодию. Красивую и неимоверно грустную, она доносилась из музыкальной комнаты.
Я побежала, чтобы послушать вблизи. Давно он не играл с такой самоотдачей. Эта мелодия вызывала на глазах слезы. Я стояла, боясь дышать. Сколько же боли и невыразимой тоски звучало в ней. А потом Маска видимо ударил руками по клавишам и замер.
Не знаю, что толкнуло меня, но я вышла из своего укрытия и направилась к Ярославу. Он сидел около пианино, опустив голову на клавиши. Я остановилась, прислушиваясь, нет, не показалось, он рычал тихо, бессильно и яростно.
Я вдохнула и подошла к нему, обняв со спины. Ярослав замер, напрягся, но голову не поднял, лишь прорычал:
— Уйди.
— Нет, — твердо ответила я и обняла сильнее. Мне почему-то казалось, что ему это надо пусть он и отпирается. Сейчас я видела не сильного, гордого мужчину, а раненого зверя, который отбивается из последних сил. Не знаю, что толкнуло меня, может женское естество, но я начала петь, пою, я скажем не очень, это не главное. Медленно, нежно, я пела и понимала, что плачу. Боже, как наверно глупо я выглядела.