Красавица и ветеран (ЛП)

Его тон был холодным, как лед, но ничего поделать с этим Ашер не мог. Он не знал, чему верить. Он хотел верить ей, но с его точки зрения все выглядело далеко не так, как она расписала. Она использовала его, не говоря уже о том, насколько обжигающе-гадкой получилась сама статья. Некоторые ее куски, впрочем, тронули его – или могли бы тронуть, если б статья была не о нем. Однако ее героем был именно он, и то, как его изобразили, было хуже, чем унизительно.

– Ашер, – всхлипнула она, вставая. Потянулась к нему и, когда он от нее отшатнулся, опустила руки.

– Саванна, я понятия не имею, что правда, а что нет. Мы сблизились очень быстро, но я верил, что так вышло, потому что нас переполняли чувства, и мы просто последовали зову наших сердец. Но теперь я вынужден спрашивать себя, что тобой двигало. Не была ли ты в первую очередь мотивирована статьей, о которой тебя попросили. Не были ли твои чувства сфабрикованы ради смачной истории. Прекрасные вещи, которые мы говорили друг другу, оказались вырваны из контекста и обесценены, выставлены напоказ, точно разгуливающая на панели шлюха.

С залитым слезами лицом она сделала шаг вперед и положила ладони ему на грудь.

– Мне очень жаль, что все так случилось. Мне жаль, что я вообще взялась за эту статью. Мне жаль, что я доверяла им, а они нас предали.

Он выдохнул, его тело встряхнуло от прикосновения ее рук – и от неточности ее слов.

– Ты сама предала нас, Саванна. В момент, когда отправила им статью и выставила нас на всеобщее обозрение.

– Я не хотела.

– Не хотела да сделала, детка. Увы.

– Ашер, пожалуйста, скажи, что ты все еще меня любишь. Пожалуйста, скажи, что ты просто злишься, и что для нас еще ничего не поздно.

У него перехватило дыхание, и он застонал от боли, которую причинили ему эти слова. А потом, стиснув челюсти, убрал ее руки, пока они не сделали его слабым. Его голос дрожал от усилия выстроить между ними дистанцию, потому что она была магнитом для его стали, и ему хотелось лишь одного: быть с нею, каким бы неправильным это ни было.

– Саванна, прямо сейчас все это меня убивает. У меня и так оставалось сил лишь на то, чтобы попрощаться. Я не могу разбираться с этим сейчас. Завтра мне уезжать в Мэриленд. Во вторник у меня операция. Я больше не могу, мне слишком тяжело.

– Пожалуйста, скажи, что ничего не кончено. – По ее лицу струились слезы. – Я совершила ошибку. Огромную ошибку. Я так сильно тебя люблю.

– Думаю, себя ты любишь гораздо сильнее, – вырвалось у Ашера до того, как он успел остановить себя или взвесить свои слова. Но он был настолько зол, что ухватился за них и ощутил, как омывающая его тело капитуляция ложится бальзамом на его шок, гнев и грусть. Его голос стал горьким и тихим. – Ты получила свою историю. И вернулась в игру.

– Ашер…

– А теперь я попросил бы тебя уйти.

Он развернулся и пошел к выходу из кухни.

Сердце разрывалось от того, как мучительно она всхлипывала за его спиной.

– Боже мой, Ашер, пожалуйста, не делай этого.

– Я ничего не сделал, – ответил он надтреснутым голосом. Оглянулся, и в лучах утреннего солнца, которые струились сквозь кухонное окно, она показалась ему настолько прекрасной, что он, будучи не в силах этого вынести, быстро отвел глаза. – Кроме того, что дал маху, по-настоящему влюбившись в тебя, пока ты, – он пожал плечами, – давала оскароносное представление, спасая свою карьеру.

Она ахнула и на миг задержала дыхание, словно ей было больно дышать, а он приказал всем клеткам своего тела не прикасаться к ней, и они подчинились, но ценой резкой боли из-за острого чувства потери. Дойдя до двери, он остановился, услышав ее голос.

– Ашер, я знаю, ты сердишься, но это было не представление. Я не притворялась, ни на секунду, – охрипшим от слез голосом проговорила она ему в спину. – Я совершила ошибку. Я просто совершила ошибку.

Его глаза обожгли слезы, и он, переступив через порог, захлопнул за собой дверь.

Глава 17

Когда ты впервые понимаешь, что он твоя половинка

На следующей неделе Саванна сделала одно пугающее открытие.

Она поняла, что, когда у тебя разбито сердце, то тело тоже прекращает работать.

Ее глаза – опухшие, каждое утро наливающиеся слезами – тщетно искали то единственное лицо, которое могло облегчить ее боль. Ее уши, вспоминая тембр любимого голоса, оставались глухими к любым внешним звукам. Ее пальцы тянулись по ночам в пустое пространство в попытке найти его теплое тело. И сколько бы она не наполняла воздухом легкие, ужасная тяжесть в груди не уходила, оставаясь постоянным напоминанием о ее утрате.

Пропасть ее раскаяния с каждым днем становилась все глубже.

И в ее сердце, впервые разбитом, установилась пустота, словно нечто прекрасное, однажды поселившееся там, внезапно без предупреждения выбыло, оставив после себя только след, неуловимый и острый, точно засевший глубоко осколок, который постоянно болел, напоминая ей:

Я потеряла его.