— Привет! Что случилось? — Валентин на мгновение заглянул в дежурку. — Есть свеженькое?
— А это тебе подбросит, кажись, майор. Он у себя уже.
— Приятно, когда ждут.
— То-то, гляжу, у тебя радостная физиономия. Иволгин, между прочим, застегнут на все крючки.
— Наблюдательность должна поощряться по службе. Только ты не чувствуешь разницы между профессиональной наблюдательностью и кухонной сплетней.
— Пора бросать перчатку. Дуэль, только дуэль! Ты, Скворцов, имея такого шефа, как Иволгин, так и не стал интеллигентным человеком.
Но Валентин уже был на лестнице. «Застегнутый» Иволгин — значит, не в духе, немногословен, сух, недоволен течением дел. Пожалуй, подумалось, лучше пока зайти к себе, раздеться, оглядеться. Иволгин под такое настроение любит «побаловаться» гирей, которая вызывающе занимает один из углов кабинета. Пару пудов, наверное, весит.
Через десять минут Скворцов застал у Иволгина лейтенанта Лучко, двух молодых и малознакомых хлопцев, тоже в гражданской одежде, дежуривших, очевидно, у дома Федосюка.
— Ну, бойцы невидимого фронта, что увидели, узнали? В первую очередь меня интересует объект номер один.
— Я сменился полчаса назад. В это время объект вышел из дома и протирал оконные стекла машины. На сидение бросил дипломат. А всю ночь — ни одного шороха, никуда не выходил, свет с часа ночи до семи утра не зажигал, — обстоятельно доложил сержант с мальчишеским курносым лицом.
— А я в половине первого отвез объект номер два, очевидно, домой, на улицу Кулибина. Дверь открыла ключом, сразу же на втором этаже зажегся свет, — лейтенант старался говорить уверенно, однако голос выдавал его.
— Значит, подрабатывал ночью на служебной машине? — Иволгин, спрашивая, перебирал бумаги в ящике письменного стола.
— Что вы, товарищ майор! Я хотел, как лучше. Девушка одна, ночью. Других машин нет. А если бы какой балбес ее подобрал?
— Договаривай до конца, лейтенант. Посочувствовал ты не просто энной девушке, а красивой. Все бы ничего, но вы, молодой человек, засветились, и я должен отстранить вас. Без работы у меня, разумеется, сидеть не будете, но… Кстати, с девушкой познакомился?
— Почти…
— «Почти» — это как?
— Она дала номер телефона и назвала имя. Я о себе — ни звука.
— И как же зовут ночную диву?
— Маша.
— Как?! — Иволгин и Скворцов спросили одновременно, вызвав на лице лейтенанта растерянность и изумление. Он тихо повторил:
— Маша…
Иволгин подчеркнуто сухо, бесстрастно как бы подвел черту:
— Звонить девушке пока запрещаю, — и поднял трубку внутренней связи. — Уехал в институт физкультуры? Наблюдение можно снять до двенадцати ноль-ноль. А вы, — обратился к ночным дозорным, — отдыхайте.
Оставшись со Скворцовым, хозяин кабинета закурил, почти сразу же погасил сигарету — вспомнил, подумал Валентин, что бросил курить месяц назад, но сигареты все же держит в столе — и задал риторический вопрос:
— Зачем она назвала лейтенанту подлинное имя?
Не ожидая, да и не нуждаясь в ответе, майор сказал то, о чем думал и Скворцов:
— Эх, не надо было затевать подобную игру. Первая древнейшая профессия, насколько я могу судить, отнюдь не призвание Маши. Нам бы помочь ей, а мы…
— И поможем. Лейтенант Лучко, вы же видели, более всего огорчен запретом звонить девушке. Но где тут логика: идет на ночь глядя к Федосюку домой, а через полчаса убегает?
— Женская логика. Кстати, проверь у дежурного, не звонила ли она тебе. Сейчас, не откладывая.
Скворцов выяснил, что ни одна душа до полдевятого утра его не спрашивала. Прокомментировал:
— Серость на улице такая, что кажется, рассвет сегодня опаздывает часа на три-четыре. Спит красавица.
— Логично. Работа-то, как правило, ночная. Так что мы имеем на нынешний день и час? Тришкин кафтан. Все рассыпается — не успеем слепить. Жукровский вояжирует, и мы не имеем данных, каким капиталом он располагает, сколько может жить, не меняя привычек и вкусов. Раз столь ретиво ушел и бега, значит, деньга при нем немалые. И я все больше сомневаюсь в том, что убил Черноусову именно Жукровский. Личность, конечно, с душком, но мотивы убийства, увы, не убедительные.
— Мы же проработали эту версию, концы с концами прекрасно сходятся. Или вы полагаете, что такого подлеца могла удержать клятва Гиппократа? Да что ему жизнь грязной старухи, если он, не колеблясь, превращает глупую семнадцатилетнюю девчонку, я имею в виду Ольгу, в наложницу, игрушку — назовите как угодно! Подлость налицо…
— Что-то возле этой титулованной старухи многовато неотразимых героев. Машина, квартира Федосюка, да и весь его образ жизни не умещаются в примитивную схему: богатая старуха — молодой, услужливый любовник. И мотив для убийства у него, кстати, куда весомее, чем у Жукровского. Перед Машей в ресторане, судя по рапорту, павлином выступал. А тут надо ублажать вздорную старуху. Нелегкое, небось, занятие.
— Но вспомните, что в конце концов понарассказывала о Жукровском собственная его жена! Ничью жену приятеля, коллеги — не оставлял без внимания. Эдакое спортивное хобби. А после шантажировал их.