Красивые и проклятые

Мы начали осмотр с дальней стороны холла. Там висела увеличенная фотография скалы.

Я отошла на пару шагов и посмотрела на нее внимательнее, стараясь угомонить вихрь мыслей, бушевавший в голове. Для меня это был единственный способ оценить фотографию. Отпустить все, что находилось рядом со мной, и раствориться в безмятежности мгновения.

Отпусти, Алексис.

Я расслабилась и вдруг почувствовала, как внутри что-то вздрогнуло — как будто проснулось ото сна. Что-то, о существовании чего я и не догадывалась.

Я закрыла глаза, а когда открыла, у меня возникло ощущение, что я всю жизнь видела мир черно-белым и только сейчас научилась различать цвета. Я огляделась и подумала: «Я могу это сделать. Я знаю как».

Рядом со мной девушка в тельняшке склонила голову набок.

— Это… мило.

Скала на фотографии была потрясающей, но сам снимок выглядел как-то несбалансированно: автор нарушил пропорции.

В моей голове вспыхнул подходящий ответ.

— То, как на этом снимке контрастируют прохладные и теплые тона, выбивает зрителя из колеи.

— Это фотография одной из вас? — спросил парень с ирокезом.

Мы покачали головами.

— В таком случае, — проговорил он, — снимок скучный.

— Фух, значит, не мне одной так показалось! — Бэйли рассмеялась, и я присоединилась к ней, хотя раньше я бы не нашла ничего смешного в посредственной фотографии. — Пойдемте отсюда, пока у нас не появилось неудержимое желание купить брюки защитного цвета.

Мы направились к следующей фотографии. Бэйли подошла ко мне поближе и сказала:

— У тебя шикарное платье.

— Спасибо. У тебя тоже.

— Это винтаж. Купила в Сан-Франциско.

— Пуговицы просто чудесные.

«Пуговицы просто чудесные»? Неужели эти слова только что вылетели из моего собственного рта?

Бэйли широко улыбнулась мне, и я улыбнулась ей в ответ. Я почувствовала, что между нами образовалась какая-то связь. Искра, которую вряд ли можно было описать словом «дружба». Я бы сказала так: Бэйли заметила меня. Решила, что я из тех людей, которых стоит заметить.

Все оказалось так просто. Нужно было просто смотреть на мир так, как я смотрела на фотографии. Сесть на пассажирское сиденье и позволить инстинктам выбирать путь.

Я обернулась, пытаясь найти глазами маму. Вместо нее я увидела Бриану — синеволосую девочку. Она в одиночестве стояла на том же месте, где мы ее бросили. Она перевела взгляд на фотографию скалы, а потом на пол.

«Она точно нас не слышала», — сказала себе я. В холле была такая акустика, что с трудом можно было различить то, что говорили рядом с тобой.

Но она все это время наблюдала за нами.

Я ощутила, как в горле образуется крошечный комок. Я понимала, что если я задумаюсь об этом, то почувствую себя виноватой.

Так что я не стала задумываться. Мы подошли к следующей фотографии. Бэйли выпрямила спину, и я поняла, что это ее снимок.

На нем была кирпичная стена в сильно увеличенном масштабе.

Я не сводила с него взгляда секунд десять, пытаясь увидеть хоть какой-то смысл, который превратил бы кирпичи в нечто большее.

Не получилось. К счастью, мое подсознание не дремало.

— Эта фотография такая статичная, что в ней видна динамика, — соврала я.

— Да, именно так! — запищала Бэйли. — Это я фотографировала!

Парень с ирокезом, не останавливаясь, пошел дальше.

Мы оказались у моей фотографии. Той, на которой была радиаторная решетка.

— Круто, — сказала парень с ирокезом, наклоняясь поближе.

— Не очень люблю машины, — проговорила Бэйли, подавляя зевок. — Пойду возьму что-нибудь перекусить.

Парень с ирокезом последовал за ней.

Я была рада, что меня оставили одну. Я направилась к пятой фотографии, автором которой, видимо, был Джаред.

Я подняла глаза, и меня будто ударили в живот. Мне стало одновременно жарко и холодно. Закружилась голова.

— Так плохо? — раздался голос позади меня.

Это было феноменально. Даже больше, чем просто феноменально. Это была одна из самых сильных фотографий, которые я видела в жизни.

Маленькая девочка сидела на больничной койке. К ней были присоединены около пятнадцати аппаратов, и от каждой части ее тела шли трубки и катетеры. На заднем плане свет был тусклым и зеленоватым. Но саму девочку освещал прожектор, как будто она находилась на сцене. С ее плеч свисал плащ супергероя, лицо закрывала маска.

— Где это снято? — спросила я.

— Я немного поработал в детской больнице, — сказал он. — Участвовал в благотворительной акции. Девочку зовут — ээ… звали — Рэйлик. У нее была четвертая стадия лейкемии.

Еще до того, как он произнес эти слова, я прочитала в усталых, запавших глазах девочки всю борьбу, которую она вела.

Я боялась, что никакие слова не смогут передать моих чувств. Поэтому я просто посмотрела на Джареда и кивнула.

Он опустил глаза на пол, сдерживая улыбку, — Спасибо.

Мы пошли дальше, молча рассматривая фотографии. Когда мы дошли до моего автопортрета, он повернулся ко мне.

— Это же ты.

Ага.

Он внимательно посмотрел на снимок, потом на меня.

Мне стало неловко. Чтобы сказать хоть что-нибудь, я решила глупо пошутить.

— Не сверли меня взглядом. Лучше сфотографируй. Память дольше сохранится.

— Нет, я просто… сравниваю. Тебя и эту девушку.

— «Эта девушка» и есть я.