Красное и белое. И серо-буро-малиновое

Пролетарии мастерских не знали, что такое «большевики» и поэтому решили, что их сию же минуту начнут пороть, тем более что вид у матросов был очень грозный и решительный. Поэтому, сняв шапки, они молчаливо переминались с ноги на ноги, а самые пессимистичные из них даже слегка приспустили портки, чтобы не тратить зря время и не допустить порчи имущества (штанов).

Зойка покричала, покричала, а потом собрала митинг у входа в мастерские. Матросы на митинг собрали всех, кого нашли, даже бродившую рядом с бесцельным видом блаженную Агафью.

– Товарищи! – Зычно и привычно крикнула в толпу Зойка Три Стакана. – Доколе? Они – жрут, а мы – пухнем с голоду! Они – жуют, а мы – воюем?! Они пьют всякие там вина, а мы травимся самогоном!

– Ой, травимся… – запричитали согнанные на митинг глуповские женщины, и стали ронять обильные женские слёзы на мостовую.

– А как же? – Продолжила свою пламенную речь Зойка Три Стакана. – Мы, большевики, за справедливость! Россия должна быть справедливой! Россия должны быть единой! Мы – за единую Россию! Мы – за справедливую Россию!

Это глуповцам понравилось. Половина из них сразу же записалась в сторонники справедливой России, а другая половина – в сторонники единой России. И даже начались мелкие стычки по этому поводу между сторонниками разных Россий. Но тут на блаженную Агафью снизошло озарение – благодать божья, иначе говоря, и она, сплюнув на пыльную мостовую, на удивление всем, совершенно нормальным голосом громко сказала:

– Один хрен – что тебе единая Россия, что справедливая Россия… Всё равно жрать не дадут – все себе захапают.

О том, что у мастерских проходит митинг, узнали деятели городского совета, делегация которых явилась на него. Хренский даже пытался взять инициативу в свои ручонки, и, вскарабкавшись на пустые ящики, которые представляли собой трибуну, начал было кричать в толпу:

– А теперь слово представляется…

Но договорить ему не дали матросы, аккуратно и без поломок сняв его с ящиков. Один из них, самый крупный – с кулаками, размером с голову Хренского, которого братва между собой называла «Камень», поправил на Председателе Совета пиджак, тщательно застегнув его на все пуговицы, правда, в хаотическом порядке, сказал внушительно:

– Слышь, ты! Дама говорит, а ты ей мешаешь!

Хренский бросился наутёк и спрятался в здании Глуповского Совета.

Митинг закончился, и Зойка Три Стакана направилась вразвалочку в сопровождении матросов к мастеровым, которые постепенно стали соображать, что особо опасаться нечего.

– Ну! – Грозно повторила Зойка Три Стакана свой вопрос. – Большевики, а, большевики! Кто из вас секретарь ячейки?

Пролетарии не знали, кто такой «секретарь», что такое «большевики» и что значит слово «ячейка».

– Щас, – успокоительно махнув рукой Зойке Три Стакана, произнёс самый сообразительный из них.

Бросив несколько слов своим дружкам, он получил полное их одобрение, выразившееся в энергичном кивании головами, в результате чего толпа из своих рядов выдавила маленького тщедушного армянина, перепачканного мазутом.

– Вот он, берите его! Он – секлетарь ищейки!

Армянин пытался было втиснуться обратно в толпу, но на своём пути встречал стену непонимания в виде плотно сомкнутых рядов пролетариев и лёгких тычков кулаками в бок, в результате чего он, понурив голову, подошёл к Зойке и к матросам.

– Ты ли? – Удивлённо спросила Зойка Три Стакана.

– Он, он! – Ответили ей несколько голосов из толпы. – Он даже три года в ссылке был как политический. Берите его!

– Тогда – здравствуй, товарищ! – Ласково, со слезами на глазах, дрожащим голосом произнесла Зойка Три Стакана. – Привет тебе от питерских большевиков! Меня послали к тебе, товарищ, на подмогу! – И обняла вновь испечённого секретаря партийной ячейки, после чего подарила ему от питерских пролетариев кожаное пальто. – Как тебя зовут?

– Авраам Магометзаяхаян, – тихо ответил вытолкнутый.

– Плохо! – Нахмурившись и покачав головой, сказала Зойка Три Стакана. – У тебя должна быть нормальная партийная кличка, а не это – Магомет-Мамед-маян. Ты, как председатель ячейки, должен звучать гордо и быстро – как молния! Будешь с этого дня товарищем Железиным, и звать тебя мы отныне будем не Авраам, а Алик! Алик Железин! Есть возражения?

У Авраама Магометзаяхаяна возражений не было, поскольку он не знал, чем ещё эта затея с большевистской ячейкой закончится и насколько она опасна, а опыт проживания в ссылке подсказывал ему, что участвовать во всём этом под чужим именем было значительно менее опасно, нежели под своим родным. В то же время факт подарка кожаного пальто был на лицо, точнее – на плечах, и будущее могло быть не таким страшным, как казалось ему в самом начале митинга. Пальто было, правда, великовато, но его вполне можно было обменять на множество полезных вещей. Он согласно кивнул головой и отныне попал в анналы глуповской истории именно как Алик Железин – первый секретарь первой в Глуповской губернии ячейки большевиков.