Красное и белое. И серо-буро-малиновое

Комитеты и советы создали свои милиции, выписывали милиционерам мандаты, с которыми милиционеры обращались в Глуповский Совет рабочих депутатов. Там им выдавали разрешение на получение оружия из городского склада. На первых порах это привело к ряду недоразумений, поскольку уголовники и грабители быстро осознали открывавшиеся возможности, а потому выписали себе разных мандатов и вооружились под видом милиционеров. Количество грабежей и разбоев поэтому резко выросло.

Тогда порядок выдачи оружия изменился – с каждым милиционером лично беседовал начальник Глуповской милиции товарищ Матрёшкин. Ему это очень нравилось и с каждым днём его повадки и голос менялись к лучшему: от испуганно-заискивающего к уверенно-властному. Диалектика, ничего не поделаешь! Бандитов и грабителей он знал всех поимённо, поскольку ещё несколько дней назад был у них, как говорится «шестёркой». Теперь, став главным милиционером, он, повстречав старого приятеля из криминальных кругов, усмехался, и говорил такому:

– Слышь, Комар! Ты же народ не будешь защищать, а будешь его грабить. А оружие я выдаю только тем, кто народ будет защищать. Вот запишешься ко мне в милицию, будешь работать под моим командованием, заслужишь моё доверие, тогда и оружие получишь.

Кое-кто из таких просителей пошёл к Матрёшкину в милиционеры и всячески старался заслужить доверие, тем более что каждого милиционера ставили на довольствие и платили зарплату – зачем перебиваться случайными кражами?

Советская власть стала быстро распространяться по всей Головотяпии. Заглянула она и в Глуповскую Думу. Во исполнение первого Постановления Совета, думцы, было, создали Совет трудящихся Глуповской думы во главе с Ани-Анимикусовым, но потом сообразили, что делают глупость:

– Думаки, мы думаки! Что ж это мы – на провокацию поддались? Мы теперь будем Хренскому подчиняться, которого сами же и выгнали прочь?! Не годится! Надо подумать: что делать?

И продолжили думать, шагая из угла в угол.

А пока они ходили и думали, глуповские губернские чиновники, служащие в разных ведомствах, собрали делегацию во главе с самым старым и опытным чиновником Копейкиным, взяли рушник, хлеб да соль и отправились приветствовать Совет и в его лице – Хренского.

Хренский вышел на ступеньки здания Думы-Совета и принял делегацию очень радушно. Копейкин, прослезившись, сказал витиеватую речь о благе отечества, о ярме царизма, и о том, что надо разрушить полностью старое наследие и что чиновники приветствуют решимость Совета сделать это. Эта речь очень растрогала Хренского, он отломал кусок хлеба, макнул его в соль, съел одним мигом, хотя соли было очень много, взял хлеб да соль и передал всё это через своих заместителей в фонды Глуповского совета, после чего троекратно расцеловал Копейкина, наказывая и впредь верно служить народу, как и при царе-батюшке. Копейкин от лица чиновничества обещал постараться. Разошлись.

После этого чиновники, выправив себе новые мандаты в Совете рабочих депутатов («дело бумагу любит», как непрерывно твердил всем Копейкин) и подписав их у Хренского, отправились по складам и лабазам, выставив перед собой на всеобщее обозрение мандаты новой власти:

– Не порядок у вас тут, купцы, на складе-то!

– А в чём это не порядок?

– Да вот я-то знаю в чём! А ты что? Сам не видишь? Петли на дверях не ровные, да и вывеска не в том формате. Почему стена не украшена революционными плакатами? Почему двуглавый орёл на вывеске? Уж не повадно будет вам такие непорядки разводить! Это при старом режиме народ на всё глаза закрывал, а ныне всё иначе. Шалишь! Закрывать вас придётся за эти нарушения, если как-нибудь иначе не договоримся! А то и вовсе – в кутузку отправить!

– А знаем мы эти ваши штучки и шалости! Нас на мякине не проведёшь! Прошли царские времена, когда вы, мироеды, с нас взятки брали. Всё! Кончилась ваша власть – народная власть таперича нас в беду не даст. А ну, чиновная гнида, катись отсель!

Чиновная гнида катилась и не куда-то, а прямо в Совет с бумагой, соответствующей революционному духу, что мол, вот выявлены контрреволюционные старорежимные порядки на некоторых складах и лабазах! Двуглавые орлы у них, понимаешь, висят!

Хренский такую бумагу читал, хвалил чиновников за усердие и подписывал Постановление о закрытие того или иного лабаза, которое заранее готовили ему на подпись чиновники, а на следующее утро купцы, глядь, а их склады, лабазы и даже буяны опечатаны. А возле дверей, охраняя печать, милиция стоит во главе с Матрёшкиным, никого не пускает. А Матрёшкин молодец! С красной повязкой на рукаве, в новых сапогах и в кожаной куртке, в красных шароварах и с маузером в руке – ходит туда-сюда, ни с кем никаких разговоров не ведёт, только и говорит сквозь зубы:

– Не положено!