— Чего они? — спросил вахмистр, не вставая с нар, только закутываясь в теплый башлык. — Опять — палки в колеса?
— Вроде бы ремонт, гутарют. А там — черт их разберет!
Пока деповские в замасленных бушлатах копались без особой спешки на паровозе, а путейские ходили вдоль вагонов и лениво постукивали длинными молотками по буксам и ободьям колесных пар, на соседний путь вкатился на всех парах второй эшелон с нестроевой сотней и пулеметной командой ихнего, 32-го полка. Казаки пораскрыли двери теплушек, побежали в голову состава, полосуя непотребными словами станционное начальство. Теперь никаких задержек сносить никто не мог: уже и солнце поворачивало на провесни, дело шло в станицах к пахоте и севу.
— За чем дело? — спрашивали из каждого вагона.
— Ремонт! Вот счас пойдем разузнаем, что там за ремонт!
— Миронова ищите, сами не горячитесь!
— Само собой.
У командирского вагона стоял квартирмейстер Степанятов со своим конвоем, и с ними — два фабричных мужичка в цивильной одеже и кожаных картузах.
— Спокойно, братцы! — строго окликал своих Степанятов.
Конвойных казаков поставил дежурить у подножки, а сам с мастеровыми скрылся в вагоне. Пожилой урядник-конвойный, бывший разведчик Степан Воропаев, одаривал подходивших духовитый махорочкой из свежей пачки с украинским названием «тютюн». Казаки закуривали с охотой, отходили в сторонку, степенно спрашивали:
— Долго продержут?
— Нет, — отвечал Воропаев, — Говорили, пропустят ашалон до самого Александровска, а там, видно, перестоим денек-другой. Не боись, станичник, люди хорошие, доверяют нам. Все путем, братцы.
В вагоне между тем двое мастеровых представились Миронову как члены Александровского совдепа и показали мандаты на предмет ведения переговоров с казачьими частями относительно разоружения и пропуска демобилизуемых казаков по домам.
— Ваш 32-й полк разрешено пропустить единым эшелоном и не разоружать полностью, — сказал старший, бородатый ревкомовец сразу же, здороваясь с Мироновым за руку. — Оставим на каждую сотню по двадцать винтовок, ну и... по одному пулемету «максим» с цинками... В нарушение общих правил, товарищ Миронов. Должны понять!
Он ожидал обычного спора и торга, но Миронов только усмехнулся, оправив усталые, несколько обвисшие усы указательным пальцем.
— Это нас вполне устроит, — сказал он. — При нужде отберем оружие на Дону у калединцев. А вы... откуда о нас знаете?
— А вот, как только товарищ назвал вашу фамилию, — кивнул бородач на Степанятова, — так и решили мы пропустить вас без помех... — он засмеялся по-доброму. — Все наши, в совдепе, хотели б с вами встретиться, товарищ Миронов. Имя известное у нас еще с прошлого месяца!
— Приятно слышать, — влажные зубы опять мелькнули бело в улыбке из-под усов Миронова.
— А как же. Мы ваше открытое письмо на Дон... этому, Агееву, что ли?.. Мы его отпечатали в типографии, листов с тысячу, и раздаем по всем эшелонам заместо революционного воззвания! Когда будете у нас в ревкоме и Совете, вручим письменную благодарность за активное содействие в пропаганде по части большевистских порядков.
— Большевик-то я покуда беспартийный, но... революцию в обиду, конечно, не дадим! — сказал Миронов. — В этом можете положиться.
— У нас есть просьба к вам, товарищи, — опять сказал старший ревкомовец. — Сделать в Александровске хотя бы трехдневную остановку. Встретим демонстрацией и проведем парад вашего революционного полка! Надо отпугнуть другие, несознательные части, а кроме того, и у нас настроение поддержать: сил у ревкома не так много.
Миронов с хитростью глянул на Степанятова:
— Дал согласие?
— Да думаю, Филипп Кузьмич, что ошибки не будет, если переднюем у них. Места тут староказачьи, они еще и запорожцев помнят. Вблизи от Хортицы не грех и горилки выпить!
— Насчет горилки — ни-ни! — с веселой строгостью сказал Миронов. — Учишь, учишь вас, чертей, уму-разуму, а толку — чуть! С горилкой можно и в плен к генералу Кузнецову угодить!
Степанятов, пользуясь непринужденностью минуты, возразил командиру полка:
— А мы-то что, лыком шиты? Мы с Алаевым успели отрядить в чужие полки депутации и лазутчиков-парламентеров. Там ведь тоже есть полковые комитеты. Без стрельбы думаем управиться, Филипп Кузьмич.
— Всяко бывает, — сказал Миронов. — Ушки надо востро держать.
Как только рабочие оставили вагон, семафоры открылись, эшелоны двинулись дальше.
Миронов приказал лошадей и сбрую привести в порядок, перешить обрывы ремней, бляхи начистить, как бывало на императорских смотрах. Казакам побриться, мундиры и башлыки почистить и, где надо, подштопать, чтобы запорожская столица не подумала, что 32-й Донской полк на позициях вша заела. Красную материю на пики — вроде маленьких сполошных флажков — расстарался Степанятов в том же Никополе, через железнодорожную комендатуру.