Красные и белые. На краю океана

Она не лгала. Элляй с детства учил ее своим охотничьим навыкам. От него узнала она, что стланик осенью ложится на землю, чтобы не погибнуть от северных морозов. Снегом засыплется, перезимует в тепле. Элляй научил ее разжигать костер на ледяном ветру и в проливной дождь, определять свое местонахождение по звездам, по деревьям, обраставшим мхом или вытянувшим свои ветви в одну сторону. Еще показывал он, как надо мастерить ледяные ловушки на горностая, как ловить белых куропаток. Как это просто и как интересно! Феона наливала в бутылку горячей воды и вдавливала посудину в сугроб, держала так минуты три, потом вынимала. Отверстие покрывалось ледком, в него нужно было бросить брусничную ягоду. Куропатка просовывает головку в отверстие, чтобы достать ягодку, но обратно выташить уже не может, лапки скользят и нет размаха для крыльев. Все эти и другие маленькие тайны тайги и сейчас волновали Феону и казались такими же сказочными, как полет во сне.

На закопченных стенах между пучками лекарственных трав и прозрачными щучьими кожами висел шаманский бубен, украшенный совиными перьями, расшитый розовым бисером. От крепких запахов ворвани, дикого чеснока, тюленьего жира у Феоны закружилась голова.

Слух о появлении гостьи разнесся по стойбищу, в ярангу заходили жители, рассаживались на корточки вдоль стен, закуривали трубки, сосредоточенно сплевывали на пол. Пожилая якутка подала Элляю какой-то сверток, он вынул из него запотелую флягу. Старики равнодушно глазели на флягу, и только напряженные складки в уголках губ выдавали их волнение.

Феона знала нравы таежных жителей, уважала обычаи, подчинялась неписаным, но непреложным их законам. По этим законам обязательна помощь в беде всем, даже злейшим своим врагам, так же как обязательно гостеприимство или честность. В простоте и заземленности таежных аборигенов Феона не видела трагедии. Не видели такой трагедии и сами жители стойбища.

Феона не принадлежала к поборникам социальных перемен в жизни малых народов Севера, она просто жила рядом с ними, помогала, чем могла, пользовалась их помощью. Старики стойбища, особенно Элляй, познали то, что Феоне еще предстояло познать,— борьбу за жизнь и любовь.

Но у стариков и у Феоны были разные небеса.

Если небо Элляя было его прошлым, в котором жили души сородичей да сонмища злых духов, то небо Феоны цвело всеми красками будущего. Небо ее состояло из голубых горизонтов, розовых облаков, поющих ручьев; в центре этих блистательных видений находился он — единственный и любимый.

Солнце жило в каждом кристалле инея, все: от полыни до серых валунов — словно покрылось крупной солью. Феону по самое сердце заливало сияние осеннего дня. В этот день она столкнулась на площади с полковником Широким.

— Что за счастье увидеть вас! —жмурясь от солнца, воскликнул Виктор Николаевич.

— Нечто подобное вы говорили Каролине Ивановне,— напомнила Феона.

— Больше не говорю.

— Не знаю. Не верю. Каролина Ивановна не скрыла бы от меня этого.

— Женщины редко открывают свои тайны. — Виктор Николаевич умоляюще заглянул в лицо Феоны.

— Кто кого бросил? Вы Каролину Ивановну, она вас?

Дайте мне радость одной-единственной встречи,— сказал полковник, не отвечая на вопрос.

■— Чего вы от меня ждете?

•— Счастья! Могу я прийти в гости?

— Нельзя.

•— Тогда приходите ко мне.

— А если увидит Каролина Ивановна?

•— Придете или не придете?

— Возможно, приду,— пообещала Феона.

Вечером в камине метался огонь, мохнатые тени таились в углах кабинета, на письменном столе высилась стопочка досье, напоминая Виктору Николаевичу о важных делах, но он не мог заниматься делами. Он ждал Феону. Ожидание оказалось мучительным, полковник то взглядывал на окна, то прислушивался к женским шагам за стеной дома. Время шло, Феоны не было, беспокойство Виктора Николаевича возрастало, от напряженности ожидания заломило в висках.

Феона появилась, когда Виктор Николаевич перестал ждать. Она вошла, легкая и бесшумная, словно тень; полковник трясущимися руками снял с нее дошку. Давно не испытывал он такого нервного возбуждения при виде женщины, и это уже было маленькой наградой за мучительное ожидание.

В зеленых глазах Феоны мелькали искорки, волосы вздыбливались волной, губы улыбались, она была хороша той юной женственностью, для которой мужчины долго подбирают точные слова и не находят их.

— Наконец-то дождался,— заговорил Виктор Николаевич, держа Феону за кончики пальцев. — Проходите, садитесь, будьте как дома.

— Ну вот я и пришла,— сказала Феона, взглядывая на Виктора Николаевича. — Что скажет Каролина Ивановна, если увидит нас?

— Какое мне дело до Каролины Ивановны! Сейчас вы — моя сказка!

•— Сколько у вас было таких сказок?

— Ну зачем знать ненужные вещи, ну зачем? — с ласковым упреком спросил Виктор Николаевич. ^Хотите коньяку?

Феона улыбалась, но молчала.

•— Значит, коньяк?

— Да, коньяк,— согласилась Феона.

— Оставлю вас на минутку. — Виктор Николаевич вышел из кабинета. Феона торопливо придвинула к себе секретные папки, стала перелистывать их, выхватывая из рапортов и доносов знакомые имена и фамилии.