Отец Алексий узнал про эти проделки совершенно случайно но возмутился беспредельно. При встрече с Боренькой он пропалил его уничтожающим взглядом, мрачно постучал кулаком и пригрозил жалобой в Губчека.
Боренька решил не дожидаться чекистов: забрав Матрену и царицыны бриллианты, бежал из Тюмени, но добрался только до Читы, где безраздельно правил атаман Семенов.
На первых порах Семенов отнесся покровительственно к Бореньке. Атаману, человеку плебейского происхождения, льстила мягкая подобострастность аристократа, а Матрена Распутина подружилась с атамановой любовницей Серафимой Маевской. Синеокая Серафима была большой любительницей драгоценных камней. Матрена предложила ей бриллиантовый кулон императрицы.
«Сколько же он стоит?» — спросила Серафима.
«Пятьдесят тысяч золотом»,— прошептала Матрена.
Серафима .обратилась к атаману.
«Пятьдесят тысяч псу под хвост? — с солдатской непринужденностью захохотал Семенов. — Сделаю проще — и кулон будет твоим, и червонцы в моем кармане. Поставлю Соловьева к стенке...»
Бореньку арестовали. Чтобы спасти мужа, Матрена даром отдала царицыны бриллианты, но Боренька оказался неблагодарным. В ту же ночь, оставив жену на произвол судьбы, он скрылся из Читы и вынырнул только во Владивостоке. Там-то и встретился он с полковником Широким, стал его адъютантом и теперь в Охотске чувствовал себя в относительной безопасности.
Об этих подробностях смятенной своей биографии Боренька не любил рассказывать. Елагин, впервые слушавший его рассказы, заметил убежденно:
— Вам надобно писать мемуары. Когда-нибудь история потребует подробностей о гибели династии Романовых, а подробности-то зарастают травой.
— К тому времени из наших костей вырастет трава, именуемая чертополохом,— грустно ответил Боренька.
— Говорят, генерал Дитерихс многое сделал, чтобы восстановить историю последних дней царской фамилии,—сказала Каролина Ивановна.
— Да, адмирал Колчак поручил генералу Дитерихсу возглавить следствие по делу казненных. Дитерихс и следователь Соколов собрали огромнейшее количество документов, показаний, царских вещей в Екатеринбурге, Персии, Алапаевске, допросили сотни человек, в том числе и меня.
— Где сейчас генерал Дитерихс? — заинтересовался Елагин.
■— В Харбине, на покое...
ГЛАВА ПЯТАЯ
Водяная стена, вскипая пеной, играя прозеленью, обрушивалась в пропасть. Феона пробралась за водопад, остановилась на узеньком выступе.
Она смотрела в пропасть за водопадом, но не замечала радужных стволов водяной пыли, скал, изузоренных пеной, замшелых лиственниц, дрожащих от непрерывного грохота. Мысли сосредоточились на Андрее, и уже ничто больше не тревожило, не интересовало ее. От полноты любви Феона испытывала душевную легкость и ту особенную окрыленность, без которой нет вдохновения. Поэты — вечные труженики мечты — раньше других приближаются к состоянию влюбленных и пониманию страстей.
Феона нетерпеливо ожидала возвращения Андрея. Прошли намеченные сроки, Андрей не возвращался, и ей казалось, что он заболел или попал в какую-то беду. Мучило желание отправиться к Андрею, но одной было рискованно. Можно было ехать в сопровождении полковника Широкого, но в последнее время он настойчиво, даже прилипчиво стал ухаживать за нею.
Феона подшучивала над Виктором Николаевичем, иногда грозила^ пожаловаться Каролине Ивановне; о любовной связи охотской миллионерши и полковника сплетничал весь городок. Феона избавлялась от частых встреч с Виктором Николаевичем тем, что с раннего утра уходила в сопки; тайга, как и море, были ее родиной, она знала и любила их и не боялась одиночества.
Феона на вертлявой «ветке» переправилась через Кухтуй в поселение Булгино, где жили якуты, тунгусы, потомки русских землепроходцев. Лачуги и яранги были разбросаны между деревьями, на пряслах висели связки вяленой кеты, сырые оленьи шкуры, у дверей дремали собаки. Феона вошла в ярангу Элляя — давнего своего приятеля-оленевода. У Элляя сидел ша-ман о ржавый и сухой, с морщинистой, заостренной физиономией, похожий на деревянного идола.
Капсэ бар, девка Феонка? — обрадованно спросил Элляй.
— Нет новостей, рассказывай ты,—ответила Феона традиционным приветствием.
— Хорош урожай на кедровые орехи, будет урожай на белку. Нынче много тетеревиных выводков — соболя много, а речки потемнели не от заморозков— от рыбы,—выложил свои новости Элляй.
Феона одобрительно кивала: было приятно, что старик посвящает ее в новости таежного мира. Шаман же вынул изо рта трубку, свел к переносице черные брови.
— Скажи, ты охотница?— спросил строго.
— Я не промышляю белки.
— Может, умеешь ловить рыбу, женщина?
— Рыбалкой не занимаюсь...
— Покупаешь звериные меха?
— У меня нет товара для обмена.
— Тогда зачем тебе знать наши новости, женшина? И для чего ты явилась в стойбище?
— Я пришла к своему старому учителю,— мягко ответила Феона.