Красные и белые

В чем была трагедия Белого движения и Деникина как командующего? Чем больше территорий они контролировали, чем больше росла их армия, тем хуже она становилась. Теперь ее большинство составляли мобилизованные, то есть люди, которые шли воевать не по своей воле; они разительно отличались от «добровольцев». Кроме того, у этой разраставшейся, огромной, по понятиям Гражданской войны, армии, состоявшей не из нескольких тысяч, а уже из десятков тысяч человек, не было организованного тыла, не было системы снабжения. Поэтому армия занималась самоснабжением, а самоснабжение – это мародерство, грабеж мирного населения. Похоже, что командование, и сам Деникин, смотрели на это сквозь пальцы. Доходило до того, что белые обирали трупы убитых красноармейцев и красных командиров не только с целью, скажем, снять сапоги, но и деньги в карманах поискать: денежная система оставалась очень пестрой, и одни и те же денежные знаки (керенки) ходили по обе стороны фронта. О том, что так было, писали в мемуарах сами белые, и списать это на красную пропаганду невозможно. Среди прочих преимуществ в руках красных был печатный станок, они могли напечатать сколько угодно денежных знаков и неплохо, по сравнению с белыми, платить красноармейцам.

На Украине, да и в Центральной России, деникинцы «отметились» кровавыми еврейскими погромами, сопровождавшимися редкостными зверствами, изнасилованиями и грабежами. Деникин, как и некоторые другие военачальники белых, издал немало приказов, осуждавших погромы, запрещавших насилие в отношении евреев, грозил погромщикам жестокими карами. Но все ограничивалось словами.

Главнокомандующий писал жене:

Нет душевного покоя. Каждый день – картина хищений, грабежей, насилий по всей территории вооруженных сил. Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи. Помощи в этом деле ниоткуда не вижу. В бессильной злобе обещаю каторгу и повешение…

Но не могу же я сам один ловить и вешать мародеров фронта и тыла.

Получалось, что чем дальше к центру России приближалась деникинская армия, тем менее боеспособной и управляемой она становилась. И потому не выдержала мощных контрударов красной конницы, покатилась обратно на юг. Что еще очень существенно: Гражданская война не сводится к военным действиям, это война идеологий. Идеологическую борьбу белые красным проиграли. Проиграли безоговорочно. Они не смогли выдвинуть привлекательных лозунгов, а главное, не смогли заинтересовать крестьян. Это уже не об идеях, а о вполне материальном. Попытки Деникина провести аграрную реформу, в том числе гарантировать крестьянам, что уже захваченная земля останется за ними, успехом не увенчались. Деникин, несомненно, испытывал давление справа, хотя сам ориентировался на либералов – на кадетов. Хотя в Особом совещании при главнокомандующем, этом квазиправительстве, кадеты были в меньшинстве, Деникину они были наиболее близки: об этом говорил он сам, об этом писали и кадеты: «Мы в меньшинстве, но Деникин с нами».

Поскольку реформы провести не удалось, не удалось привлечь на свою сторону большинство населения. После красной продразверстки, после террора приходили белые; их ждали как освободителей, однако начиналось все то же: реквизиции, грабеж и полная неизвестность в будущем. Официальной доктриной Деникина стало «непредрешенчество», то есть отказ от решения вопроса о форме государственного устройства России до изгнания большевиков. Вряд ли это могло кого-то вдохновить и тем более конкурировать с простыми и привлекательными большевистскими лозунгами. Лозунги были, конечно, демагогическими (возможно, сами большевики в них искренне верили, но это в данном случае не принципиально). То, что это утопия, за попытку построения которой придется заплатить миллионами жизней, стало понятным лишь годы спустя.

Люди, в особенности мемуаристы и историки, крепки задним умом. Тем важнее свидетельства умных и наблюдательных современников. Одно из них оставил российский посол в Париже Василий Маклаков, посетивший «Русскую Вандею» в октябре 1919 года, когда исход Белого дела был неясен. Он поехал в Россию, чтобы своими глазами увидеть «национальное возрождение». И вот что увидел: