Красный, как жизнь

Под утро, когда светало, Женька проснулся, застонал и что-то пробормотал. Бабушка, нагнувшись, тихонько спросила: что ему хочется. Она долго не могла разобрать, какое слово повторяет ребенок, позвала Тосю, разбудила Валерку.

Все слышали одно и то же.

Женька упрямо бормотал: «клясний помидол».

Где найти помидор в декабре месяце, в Вятских Полянах, в военную голодуху? Бабушка знала одно: Женька получит свой помидор любой ценой. Валерка был отправлен обежать родителей своих уличных друзей, а Тосе было приказано обшарить рынок и за какие угодно деньги найти помидор.

Вскоре гонцы вернулись. Валерка только руками развел, а запыхавшаяся Тося притащила банку соленых помидоров, которые чудом раздобыла на рынке. Бабушка выудила самый аппетитный крутобокий шарик и поднесла Женьке. Малыш захныкал и опять повторил: «клясний помидол».

Он хотел настоящий, свежий, живой овощ.

Быть может, в Москве на столе у товарища Сталина или в ленинградском обкоме у товарища Жданова водились свежие помидоры, но в дальнем городке Вятские Поляны…

Здесь про парники-то не слыхивали.

Тося предлагала дать Женьке вареную свеклу, маленький – все равно не разберет, но бабушка стала собираться. Она велела давать Женьке питье, обтирать лобик уксусом, а сама оделась и вышла на улицу.

Куда идти в малознакомом городе, она не представляла.

Прибежать на работу и спрашивать у каждого: нет ли свежего помидора? Только тратить драгоценное время.

От полного отчаяния, не думая, что и для чего делает, бабушка пошла по улице, заглядывая в чужие окна.

Про себя она молила Богородицу: «Спаси.»

За стеклами в морозных узорах виднелись скудные припасы, хранимые на холоде между рамами, но помидора среди них не было.

Бабушка шла так долго, что ей показалось, будто город кончился, и она очутилась то ли в пригороде, то ли в ближней деревне. Ноги вынесли ее в отдаленный район, где стояли бревенчатые дома. Место считалось бандитским, здесь могли ограбить или убить. Этого она боялась меньше всего.

Впереди была улица с одинаковыми домишками. Чей-то неслышимый голос будто сказал: «Иди».

Бабушка не раздумывала, что это было, она пошла туда, куда было указано. Миновала высокий забор, за которым прятался двор, и оказалась напротив окна с резными ставнями. За мутным стеклом виднелась цветастая занавеска, над которой поднималась крепкая веточка. Среди зеленых листков свешивался сочный, свежий, только созревший, невероятный, невозможный, красный помидор…

Стучала она долго и бесполезно.

Пускать ее не спешили. Бабушка готова была разбить окно и украсть помидор, когда калитка глухих ворот скрипнула. Выглянула грузная женщина с недобрыми, черными глазами. Она только спросила: «Эвакуированная?» Бабушка не успела ответить, что квартира ей не нужна, как злобная тетка буркнула: «Не пущу, места нет», – и стала запирать калитку.

Бабушка вцепилась в калитку мертвой хваткой.

Женщина пригрозила: собаку, мол, спущу, нечего баловать!

Бабушка стала умолять продать помидор: сын болен, ему нужно спасительное лекарство.

Ее послали куда подальше: понаехало тут, от голода с ума посходили, несут невесть что.

Бабушка знала, что ей не хватит сил справиться с этой женщиной, даже если кинется с кулаками, – та была крупнее и у себя дома. От полного отчаяния она сорвала с оледеневшего пальца обручальное кольцо, сошедшее внезапно легко, хотя до сих пор ни разу не снималось, и протянула женщине. И сказала: «Это все, что у меня есть. Поменяйте на помидор. От него зависит жизнь моего ребенка».

Что-то мелькнуло в черных зрачках. Женщина спросила: «Муж на фронте?» Бабушка сказала, что последнее письмо полевой почты пришло из Ленинградского котла. Ее спросили, что с сыном. Не чувствуя себя от мороза, бабушка стояла в осеннем пальтишке и сбивчиво объясняла про пневмонию и заветное желание после кризиса.

«Жди здесь», – сказала женщина и захлопнула калитку.

Бабушка осталась перед запертыми воротами.

Калитка отворилась, когда от холода и усталости она задремала стоя. Женщина протянула платок, в котором, завернутое в три слоя газет, лежало что-то упругое и мягкое. «Неси скорей, пока не померз», – было ей сказано. Схватив обмороженными ладонями сверток, бабушка протянула кольцо.

«Убери, – сказала женщина с черными глазами, – у меня трое сыночков на фронте, на младшего вчера похоронка пришла. Твой выздоровеет. А кольцо зря сняла, в войну – недобрая примета».

Бабушка хотела обнять женщину, но калитка захлопнулась наглухо.

У нее нашлись силы добежать до дома.

В комнате бабушка развернула теплый сверток.

Помидор был силен, сочен и светился жаром красной кожицы. Тося не верила своим глазам – так и стояла, раскрыв рот. Валерка по-детски потянулся, но получил по рукам.

А Женька заулыбался, облизнулся сухим язычком, а потом с аппетитом, не торопясь, как большой, съел дочиста нарезанные дольки. И заснул крепким, долгим, здоровым сном.

Температура спала. Он быстро пошел на поправку.