Выглядел тип как бомж. Даже здесь, в оккупированном Пскове, где население не особо, прямо скажем, блистало одеждой «от кутюр», смотрелся оборванцем. Ватник, тысячу раз перезашитый, траченая молью шапка-ушанка, сапоги… Сапоги, кстати, нормальные вполне. Просто грязные. А вот лицо не очень. Половина заплыла, будто его пинали ногами или сунули головой в улей. Какого возраста этот хрен, определить было невозможно. Ясно, что не восемнадцать. Но могло быть как тридцать, так и шестьдесят. Хотя питался этот визитер явно неплохо — щеки такие… Упитанные. Как у хомяка.
Я напряг слух, но разобрать его свистящий шепот не смог. Понял только, что говорит он на какой-то ядреной смеси русского и немецкого. Судя по выражению лица графа, он его тоже не понимал. И нос морщил брезгливо, от запаха. Интересно, выгонит или нет?
Опа… Скучающее выражение лица графа вдруг сменилось на заинтересованное.
— Как-как вы говорите? Не могли бы вы повторить? — граф подался вперед, глаза его заблестели.
— Семья юде… Ферштекен… Это… Гольден и это… Антиквариатен… — залопотал визитер.
— Минуту, — бросил граф. И тут на столе Марты затрезвонил телефон. Я одним прыжком метнулся туда и схватил трубку. Похоже, не судьба сегодня окну стать чище.
— Да, герр граф? — с энтузиазмом выпалил я.
— Герр Алекс, зайдите ко мне, требуются ваши услуги, — произнес граф.
— Яволь! — я бросил трубку и направился к двери.
— Герр Алекс, этот человек говорит, что у него для меня очень важная информация, но его немецкий настолько плох, что я почти ничего не понимаю, — граф развел руками и посмотрел на визитера. Брезгливость сдержать не смог — нос его опять сморщился.
Но вонял он и впрямь гадостно. Чем-то таким… Столовским. Будто спал в том котле, куда остатки еды выкидывают.
— Говорите по-русски. Герр… Как, говорите, вас зовут?
Я перевел. И рассмотрел его чуть ближе. Приятнее не стало.
— Вязовскин моя фамилия, — с присвистом и каким-то причмокиванием сказал визитер. — Алексей Степанович. Только нижайше прошу, чтобы мой визит сюда никоим образом нигде не разглашался. Опасаюсь мести.
— Он боится, что кто-то захочет ему отомстить, — перевел я.
— Он говорил что-то про золото и антиквариат, — граф нетерпеливо постучал карандашом по столешнице.
— Ваше дело касается золота и антиквариата? — спросил я мерзко воняющего типа.
— Да-да! — энергично закивал он, уши на драной шапке мотнулись и хлестнули его по голой шее. — Золото, драгоценности, картины и антиквариат. Все есть!
— Вы продаете это? — спросил я.
— Нет-нет! Ни в коем случае! — Вязовскин замотал головой. — Я спешу донести до сведения графа, что семья Прутько, в доме пять по улице Рябиновой, в своем подвале прячут очень много ценностей. И еще… Настоящая их фамилия вовсе не Прутько! Прутько — это баба Анфиса, хозяйка дома. А его на самом деле зовут Абрам Мосензон. И Фира Мосензон — его жена. Они укрылись у бабки Анфисы и думали, что их никто не узнает, потому что они из Завеличья перебрались…
«Вот же ты гнида мразотная!» — подумал я, переводя графу его слова. А Вязовскин, тем временем, стянул с головы блохастую шапку, взялся комкать ее в руках, а из его вонючего рта, как из рога изобилия лились сведения. Обмудок сдал три скрывающихся еврейские семьи, с адресами и настоящими именами.
— Мосензоны коллекционировали фарфор, — выпучив глаза, рассказывал он. — Много очень ценных экземпляров! Насколько я знаю, он даже припрятал кое-что из запасников музея. А у Шмулей в подвале цельная картинная галерея! Есть даже работы настоящих мастеров! До сих пор, шельмец такой, пускает картины за деньги посмотреть. Но не всех, а только своих друзей.
Вязовскин перевел дух, пригладил сальные патлы, попытался даже пятерней их расчесать.
— Я вот что думаю, ваше благородие, — приосанившись, сказал он. — Не дело это — произведения искусства по подвалам прятать. Искусство — оно это… Должно народу принадлежать. Верно я говорю? Вот ежели бы вы распорядились изъять у них ценности, да выставить в музее — это было бы хорошо и правильно…
Я переводил, сверля взглядом доносчика. «Вяз-Вяз, в говне увяз…» — вспомнилось мне. Да, я бы этого гада еще разок в сортире утопил. Только проследил, чтобы он не всплыл, как в прошлый раз. Сучий потрох, бл*…
Граф принялся задавать профессиональные вопросы. Об изготовителях и качестве фарфора, о фамилиях живописцев, школах и всем таком прочем. И этот Вязовскин проявил недюжинную осведомленность. Явно собирал информацию, м*дак хренов…
— Герр Алекс, запишите, пожалуйста, все эти адреса, которые предоставил нам… Ээээ… Этот человек, — сказал граф.
— Я уже все подробнейшим образом расписал! — выпалил Вязовскин, вытаскивая из недр своего драного ватника несколько листов бумаги. — Вот тут вота у меня, значит, Прутько, которые Мосензоны. Вот их адрес, а вот тута я нарисовал план, чтобы не заблудились, значит, те, кто в гости надумает зайти. Вот тут вота… Мендели, а вот Шмули. Все подробнейшим образом… Ваше благородие…
Визитер сунул под нос графу бумажки, тот даже отшатнулся от неожиданности.