И чтобы просто так не сидеть и ждать, мы решили пустить домашним пыль в глаза по полной программе. Оставили Рубина сидеть в моей коморке, а мы с Яшкой спустились на кухню, принялись греметь посудой, кипятить чай и громко болтать. Яшка в красках живописал, как он пытался спрятаться от авианалета под грузовиком, и как его какой-то шарфюрер за ногу оттуда выволок, а через минуту в этот грузовик бомба попала. Кумушки-соседки во главе с Марфой тоже сбежались на кухню, слушали, ахали. В общем, принимали активное участие. Потом Яшка приволок бутылку самогона, мол, нервное путешествие, надо бы успокоиться перед тем, как спать пойти. Мы сделали вид, что пьем. После третьей изобразили опьянение. Яшка принялся сбивчиво рассказывать какую-то слезную историю без начала и конца. Что-то про любовь, месть и родственные узы. Потом я поволок его на улицу, вроде как проветриться. И довел благополучно, с притопами-прихлопами и «ты меня уважаешь?» до его комнаты. Для возможных слушателей за спиной мы еще немного пошумели — Яшка сопротивлялся укладыванию и порывался идти бить кому-то морду. Я нетрезвым голосом увещевал, что завтра надо быть, как огурчик…
В общем, развлекли соседей. По полной программе. В финале шоу я, громко топоча, поднялся к себе. Задевая все углы и стены, разумеется. И грохнул дверью со всей дури. Так, что в бордельхаусе, наверное, слышно было.
Полчаса спустя мы все трое встретились в оговоренном месте, под прикрытием кустов с одной стороны и полуразваленной кирпичной стеной с другой.
— Разделимся, — приказал я. — Рубин первый, если что заметишь, дашь знак. Котом мартовским вякнешь, как ты умеешь. Я следом иду, Яшка замыкающий, смотри, чтобы хвост за нами не увязался. Дистанцию в полсотни шагов, примерно, друг от друга держим. Все, пошли…
До дома Прутько несколько кварталов. Идти решили проулками и огородами. На основных улицах восстановили освещение и соваться туда опасно. Хотя патрулей сейчас немного, в городе в последнее время относительно спокойно и фрицы уже считают Псков в доску своим, навечно. Вервольф тоже пока прекратил с репрессиями, сейчас перед финальной «битвой» за Янтарную комнату лишний шум ни к чему поднимать.
Прошли мимо комендатуры, там, в окне графа горел свет. Хм… Старый хрыч еще на работе? Совсем на него не похоже, обычно режим он блюдет. Зарядка, кофе и прослушивание музыки у него чуть ли не по расписанию. Видно совсем помешался на ловле предателя или… Все ломает голову над вывозом Янтарки? Мне об этом ни полслова. Вот, гад, я тебе столько раз жизнь спасал, а ты доверяешь только самому себе, получается. Даже Марта сегодня в больничке, будто под подозрением оказалась.
— Пришли, — выдохнул Яшка.
Он вырос у меня прямо перед носом, как черт из табакерки, я чуть ему в глаз не двинул машинально.
— Тьфу, ты напугал, чертяка!
— Так я машу, машу, тебе дядь Саш, — оправдывался он. — а ты задумался.
— Есть такое, — кивнул я. — Этот дом?
Я ткнул пальцем на солидное строение из «еврейского» тесанного камня. Массивный дом, казалось, вот-вот провалится в землю по «пояс».
— Он самый, — кивнул Яшка. — Тута под фамилией Прутько Мосензоны и прячутся.
Свет не горит, как и положено, в комендантский час, отчего каменный «замок» кажется огромным склепом-могильником.
— Не слабенькая усадьба, — тихо присвистнул подоспевший Рубин. — Отчего ее фрицы себе не оттяпали до сих пор?
— Говорят, что там привидения водятся в подвалах, — усмехнулся Яшка, — фашисты народ суеверный, вот и не квартируются в нем.
В соседнем доме послышался шум: возня, что-то бухнуло о пол, сдавленный не то крик, не то поросячий хрюк. Что-то разбилось и все тут же стихло.
Мы притаились за живой изгородью из низкорослого мелколистного вяза, которая заменяла забор возле покосившейся хибары. Такие деревца почти до морозов зеленые стояли, никак опадать не хотели. Шум доносился из этой хибары.
— Это что еще за избушка на курьих ножках? — кивнул я на замшелый домишко, с грустными чумазыми оконцами, ставни от которых частично сгнили.
— Вот там как раз предатель и живет, — прошептал Яшка.
— Похоже, у него гости, — я озадаченно нащупал нож.
— Проведаем? — цыган тоже вытащил ножик.
— Можно, только осторожно, — ты сзади обойди, посмотри через окно, Яшка со мной.
Я взобрался на крыльцо. Скрипучее, падла, как ржавые качели. Чуть не угодил в дырку ногой — доска прогнила и давно рассыпалась в труху.
Потянул осторожно на себя дверь. Заперто.
— А-а! У-у! — внутри кто-то сдавленно завывал.
Может ну его, этого Вяза? Но нет… Нужно выяснить, кто внутри. Если фрицы заявились, то мы опоздали, наверняка с него спрашивают за донос. Получается, что Мосензоны уже смылись? Но кто их тогда предупредил? Черт, ни хрена не понимаю…
Я спустился с крыльца и прильнул к оконцу, где за толстой мешковиной брезжил тусклый свет. Уголок стекла разбит. Я аккуратно отодвинул мешковину пальцем и заглянул внутрь.
Мать вашу! Наши!