О числе войска имеем различныя показания. Те из иностранных писателей, которые не были сами в России, сообщают огромныя цифры. Кампензе, перечисляя княжества, составлявшия, собственно, Московское государство (без Пскова, Новгорода и Смоленска), говорит, что в одном Московском княжестве считается до 30 000 бояр и дворян (детей боярских), служащих всадниками и всегда готовых к войне; кроме того, государь всегда может собрать в нем 60 000—70 000 пехоты из простолюдинов. В княжестве Рязанском считается до 15 000 таких же всадников, да из простолюдинов можно набрать всегда вдвое или втрое больше этого числа; в Тверском считается 40 000, а из простолюдинов можно также набрать вдвое или втрое более. По показанию Иовия, великий князь Василий всегда мог выставить в поле до 150 000 всадников. По свидетельству Иоанна Ласскаго, гнезенскаго архиепископа, обыкновенное число коннаго войска московскаго государя превышало 200 000. Адам Климент со слов своих соотечественников, бывших в Москве, говорит, что, готовясь к войне, московский государь никогда не вооружает меньше 900 000 человек: из них 300 000 выводятся в поле, из остальных составляются гарнизоны, располагаемые в пограничных местах для обороны государства. Ченслер ограничивается 200 000–300 000 человек, которых государство могло выставить в поле, и добавляет, что если сам царь выступает в поход, войска при нем никогда не бывает менее 200 000: немало ставят ратных людей и по границам; так на западной границе, при Иоанне IV стояло 100 000, да по границам с ногайскими Татарами до 60 000 человек. Так как приведенныя показания заимствованы прямо или посредственно из разсказов русских, то эти, без сомнения, преувеличенныя цифры легко объясняются понятным желанием разсказчиков выставить в выгодном свете военныя силы своего отечества. Московские послы в Вене говорили доверчивому Фабри, что в их отечестве есть такие могущественные и богатые вельможи, которые в случае нужды выставляют своему государю по 30 000 всадников, и что там в несколько дней, подобно пчелам, может сделаться огромное войско в 200 000–300 000 всадников. Из писателей, бывших в Москве, Герберштейн, от котораго мы могли бы ожидать наиболее достовернаго показания, нигде не определяет числа всего войска; другие значительно уменьшают приведенныя цифры. Поссевин, имея в виду показание Фабри, говорит, что как ни обширны владения московскаго государя, но в них больше пустых, чем населенных мест, и неосновательны известия некоторых, будто из этих владений выходит на войну 200 000 или даже 300 000 всадников. Однако ж и по его взгляду число войска было очень велико сравнительно с населенностью страны: он говорит, что из 10 жителей один служит или в царских телохранителях, или в походе, или в гарнизонах по крепостям. Более определенныя известия находим у Флетчера, хотя трудно сказать, насколько они достовернее. По его показанию, число коннаго войска на постоянном жаловании простиралось до 80 000. Из них 15 000 дворян составляли отряд царских телохранителей, разделяясь на 3 степени: дворян больших, дворян средних и детей боярских. Остальныя 65 000, также из дворян, ежегодно отправлялись на крымскую границу, если не получали другого назначения. В случае надобности брали еще детей боярских, не получавших постояннаго жалования, а если и их было мало, то приказывали помещикам выставить в поле соразмерное с их поместьями число крестьян в полной амуниции.
Здесь мы должны остановиться на известии Флетчера о 65 000 ратников, выставляемых ежегодно против крымских Татар. Герберштейн говорит, что даже в мирное время по Дону и Оке ставятся ежегодно гарнизоны и сторожа в числе 20 000 чел. для предупреждения татарских нападений. Гваньини, повторяя это известие в конце XVI в., считает нужным прибавить, что выставляется и больше 20 000. Мы знаем, что «бережение» южных границ от степных кочевников всегда составляло одну из важнейших забот московскаго правительства; знаем, какие страшные следы оставляли по себе Татары в Московском государстве, когда им удавалось тайком пробраться за Оку из южных степей. Чем более московский государь обращал внимание на запад, тем сильнее чувствовалась нужда обезопасить южныя границы от азиатских хищников. Во второй половине царствования Иоанна IV мы видим, как правительство хлопочет о лучшем устройстве пограничных сторожей, станичной польской службы «для бережения от приходу воинских людей». Сличение показаний Герберштейна и Флетчера, из которых одно относится к первой, а другое к последней четверти XVI века, наглядно показывает, в какой мере увеличивались усилия Московскаго государства для защиты южных границ от его давних врагов.