Вообще, это был фантастический состав - акустическая шестерка, сидевшая полукругом на сцене и игравшая все, что приходило в голову - не исключались самые безумные смены тональностей и темпов, но таким зубрам все было нипочем (пример тому - "Двери Травы", вообще-то игравшаяся обычно принципиально по-другому; запись на альбоме - чистая импровизация, к которой никто не был готов, однако все сразу включились).
А сошелся этот состав тоже забавно - после "Дня Серебра" не осталось никакого концертного состава (наверное, мы опять были запрещены), и мы играли полудомашние концерты то с Титом и Куссулем, то с Севой, Дюшей и Фаном. По забытым ныне причинам эти две фракции никак не пересекались. И случилось так, что наши старинные американские друзья (много лет мешками возившие нам кельтскую музыку) решили отпраздновать свою свадьбу в Петербурге. Ради такого дела мы взялись сыграть для них концерт необычно синтетическим составом - вообще все вместе. Сыграли - и получили от этого такое удовольствие, что по-другому играть уже не хотелось. И немедленно начали играть концерты в этом составе (наверное, нас опять разрешили).
Равноденствие
Студия Юного Техника закрылась на вечный ремонт (т.е. до дирекции, наконец, донесли, что кружок звукозаписи обжили далеко не пионеры). Прозорливый Андрей Владимирович (Тропилло) к этому времени давно успел унести из студии мастер-ленты всех альбомов, сделать с них копии, талантливо замаскировать копии под оригиналы и спрятать копии в тех местах, где их должны будут искать, "если что". Где были спрятаны сами оригиналы, никто уже и не спрашивал.
Полтора года нам было негде писаться и только шантажом мы принудили "Мелодию" дать нам студийное время (долгая, но смешная история). Таким образом мы впервые попали в официозную советскую студию. Хоть звукорежиссер и отнесся к нам с неожиданной симпатией, но результат все равно получился громоздким. Жалко, что вторая сторона должна была бы быть совсем другой; но, по вполне определенным причинам, три необходимые песни даже не стали дописываться, их место заняли "Золото", "Аделаида" и "Поколение Дворников" - тоже неплохие произведения, но явно не из этого альбома.
В "Дереве" потребовался аккордеон, и Гаккель привел своего давнишнего знакомого Сережу Щуракова (сам же он, при этом, покинул студию где-то на середине записи).
После смерти Саши Куссуля образовалось пустое место, там, где должна быть скрипка. Новой струнной секцией стали Андрей Решетин ("Рюша") и Ваня Воропаев; они были Куссулевскими знакомыми и когда-то играли вместе с ним - для нас это было достаточной рекомендацией.
Остается добавить, что оркестр крумхорнов и т.п. был услышан на улице и без лишних проволочек приглашен в студию.
После ставшего нам почти родным приюта юных техников, работа в цитадели советской музыки была тяжелым испытанием. Было странно находиться в месте, где все устроено по принципу максимального пренебрежения как к людям, играющим музыку, так и к людям, ее записывающим; как будто процесс записи - это тяжелый труд на благо Родины (наподобие целины и строительства БАМа), который, по определению, не должен быть легок и приятен. Этот невидимый флер до сих пор висит над всеми студиями, связанными с "Мелодией", только теперь к нему добавилась разреженная атмосфера пост-имперской нищеты. Но, несмотря ни на что, мы все-таки ухитрялись получать удовольствие даже там.
"Равноденствие" было лебединой песней Аквариума 80-х годов. Мы уже не вмещались в одну группу - нас физически было слишком много, со слишком разными интересами и подходом к делу. Сакмаров был прав, когда определил "Р", как гимн. Время звало двигаться дальше. Трудно было бы сказать - куда; но - неведомо для нас - капкан был уже готов распахнуться.
Radio Silence
Мы сидели с Дэйвом на краю бассейна в его доме/студии в Лос-Анжелесе и он сказал: "Наверняка найдутся критики, которые напишут - Стюарт испортил то, что могло бы стать хорошим folk-rock альбомом". Он сам не знал, как он был прав.
Критики в России не любят "Radio Silence" за то, что это
а) не похоже на Аквариум,
б) за то, что это, что не взяло везде первого места, тем самым подтвердив бы примат советского рока над всем остальным, и
в) вообще не по-митьковски.
Они правы. Они, как всегда, ничего не поняли.