На жизнь он зарабатывал статьями в каком-то этнографическом журнале. Платили мало, но ему хватало. Водкой его обычно угощали. Кофе и сигареты покупал сам. А как питался – сказать трудно. Во всяком случае, никто не видел, чтобы он что-то готовил.
Несколько раз он пытался изменить жизнь, создать семью. Но как-то неудачно, браки были недолговечны. Слишком тесно было ему в этих силках, слишком мешали жены жить полной жизнью.
Потом я потерял его из виду лет на двадцать. И встретил на юбилее общего знакомого. Он был уже довольно стар, плохо одет. Появился животик, зато пропали зубы. За столом мы сидели рядом. Пил он, как и прежде, много и с охотой. Выпив, стал рассказывать мне на ухо о своих прошлых романах. С тем же оживлением, на том же жаргоне, что и в те давние годы. «Смотрю – боец! Наш человек! Девушка, – говорю, – не хотите послушать магнитофон, тут недалеко». Ну и так далее.
Я слушал, посматривая изредка на него с удивлением и даже некоторым восхищением. Старый, больной человек, в истрепавшейся донельзя одежде. Уже перенесший два инфаркта. И прекрасно понимающий, что та жизнь, которую он так любил, жизнь с ежедневными поисками нового «бойца», ушла и никогда не вернется. И что осталось не так много. И даже это немногое надо тратить на хождение по врачам, на покупку дешевых продуктов, на починку одежды и обуви, на оформление льготы по квартплате. И что впереди уже не будет ничего. И все, что ему осталось, – это воспоминания о старых подвигах.
Но ему этого хватало. Да, хватало! Он был весел, оживлен, воспоминания были свежи и остры, как будто он рассказывал не о делах давно минувших дней, а о вчерашнем приключении. И не в водке тут было дело, не так уж он был и пьян. Но в чем?
О тайне творчества
Помню, однажды беседовал я с одним старичком. Был ему далеко за семьдесят. Всю жизнь проработал он в школе, вел уроки пения. А летом ездил в пионерский лагерь аккордеонистом.
— Аккордеон чем хорош? – говорил он мне. – Сидишь там, в лагере, днем у себя в комнате, делать нечего. Берешь инструмент, раз, раз, – тут правая его рука пробежалась по воображаемым клавишам, а левая – по воображаемым же кнопкам, – раз, раз, и получается произведение. У меня много произведений.
Так мне впервые приоткрылась тайна творчества.
Через несколько лет я имел случай убедиться, что метод этого старичка применим не только к музыке. Приятель сознался мне, что пишет стихи.
— Идешь так по скверику, смотришь по сторонам - травка свежая, птички поют, небо чистое. Чпок, чпок – стишок! Бывает, за неделю стишков пять сочиняю.
Фома vs Ерема
Однажды какая-то тележурналистка брала интервью у знаменитого народного академика Терентия Семеновича Мальцева. Он был уже очень стар. Девушка спросила его:
— Вот, много говорится о мальцевском почерке в земледелии. Что вы можете про это сказать?
— Да что, почерк-то у меня и в детстве был плохой, а сейчас и вообще каракули, не разберешь, - ответил Терентий Семенович.
Много лет назад, в командных соревнованиях на первенство одного из московских профсоюзов мастер С.Салов, многократный чемпион СССР среди глухих, играл на своей доске с любителем. Дело было на моих глазах. После того, как партия закончилась, Салов сказал партнеру:
— Мне кажется, решающую ошибку вы допустили, сыграв Се7 вместо совершенно обязательного h7-h6.
— Да брось ты, - ответил соперник, - слон е-семь какой-то, у меня идея была – твою туру выловить, не вышло маленько.
О советском рубле
По пути на работу и с работы, дважды в день, проезжаю я мимо завода «Серп и молот». Когда-то флагман советской индустрии, ныне он, как и большинство московских промышленных предприятий, лежит, что называется, на боку.
А когда-то там кипела жизнь, выполнялся и перевыполнялся план, вручались переходящие знамена, шло социалистическое соревнование.
Вспоминаю одну историю, которую мне в те времена рассказал приятель, работавший в одном из цехов этого передового предприятия:
— Сижу как-то в конторке, заходит один работяга, я его немного знаю, он по лимиту у нас, до этого сидел лет пять, за драку вроде. Заходит, в руке держит свой расчетный листок, стоит, мнется и молчит.
Наконец женщина, экономист наш цеховой, его спрашивает:
— Что вы хотели?
— Да вот, - отвечает он, - даже не знаю, как сказать… неудобно, вы работаете, а я со своей ерундой.
— Ну говорите, говорите!
— Да ладно, чего я буду вас отвлекать…
— Да в чем дело-то?
— Да тут, как сказать.. ну, в общем, недоплатили мне.
— Ну так давайте ваш расчетный, посмотрю.
— Так это… там всего-то на рубль меньше, неудобно…
— Так, сейчас, подождите… Да, действительно, вам рубль недоплатили. Звоните в бухгалтерию.
— Ну, как… было б хотя три… а то из-за рубля людей отрывать…
— Да перестаньте вы наконец! Ваш рубль, чего ломаетесь, как девочка! Вот телефон, звоните!
— Считаете, надо? А как же… там же люди работают… а я тут со своим рублем…
— Слушайте, сколько можно вам объяснять! Звоните и все!
— Ну хорошо, - отвечает работяга, - я, пожалуй, позвоню.