Креативы Старого Семёна

Раньше я ничего об этой полузапретной книге не слышал. И вот начал я ее читать. И очень мне это не понравилось. Пусть он пишет правду, - подумал я, - но до чего ж убого написано! Кое-как, по диагонали, дочитал, утром вернул.

— Ну как? – спросил меня друг.

— Да никак, плохо написано, читать невозможно.

— Дурак ты, и ничего не понимаешь! Это книга о том, как система гнобит человека!

Несколько лет спустя мне выпал случай прочитать секретные партийные документы конца пятидесятых годов. Там были тассовки на пожелтевшей бумаге: «Совершенно секретно. Отпечатано 14 экземпляров. Направлено: товарищу Хрущеву Н.С. – 1 экземпляр, товарищу Козлову Ф.Р. – 1 экземпляр» и т.д. Отчет о каком-то писательском собрании. Стенограмма выступления на нем Паустовского. Покаянная речь Симонова. И многое другое.

И все это – по поводу той самой книжки, о которой я так пренебрежительно отозвался.

Легенда о еврейской девочке

Родилась она в Киеве, там же окончила школу. Девочка была домашняя, местечковая, толстая и с усиками. Росла она без отца. И мама, сдувавшая с нее пылинки, не позволяла ей ни готовить, ни стирать, ни вообще делать что-то по дому. Лишь бы только дочка училась.

И Верочка училась хорошо, а после школы решила поступать в Киевский университет, на мехмат, что было просто бессмысленно, потому что евреев туда не брали.

Мама все же обратилась за содействием к бывшему своему однокласснику, члену ЦК КПУ. Тот сказал, что на дневной исключено, можно попробовать на вечерний, но не уверен, что получится.

И Верочка поехала в Новосибирск, успешно сдала экзамены, и была принята на мехмат местного университета.

Жила она в общежитии, и, поскольку ничего делать не умела, кроме как учиться, то грязное белье посылала маме в Киев, а та стирала и отсылала обратно.

И однажды мама получила от Верочки отчаянное письмо. Дочка писала:

"Материал очень сложный, я боюсь, что не сдам сессию, и меня отчислят".

Мама немедленно ответила: "А ты занимайся больше, Верочка, работай, и все будет хорошо, никто тебя не отчислит".

И получила новое письмо:

"Нет, мама, я все-таки очень боюсь. Хотя занимаюсь очень много. Но девочки, с которыми я живу в комнате, даже ходят по ночам к ребятам математикой заниматься, и то говорят, что их выгонят!"

Жигули вы мои, Жигули (Из «Писем к молодым»)

…А как люди покупали «Жигули» тогда, в семидесятых? Когда машина эта стоила столько, что заработать на нее можно было только за несколько лет самоотверженного труда? Думаете, накопил денег, пошел и купил? Да нет, ребята, в свободной продаже «Жигулей» не было. Нужно было встать в очередь - что тоже было не так-то просто - отстоять там несколько лет, а уж потом… Ну, еще некоторым удавалось купить на родном предприятии, где партком тщательно рассматривал кандидатуры потенциальных покупателей: достоин ли, заслужил или нет. А то доверь кому попало такое право – машину приобрести - знаете, что начнется?

Купив автомобиль, человек резко повышал свой социальный статус, да и, кстати, сексуальную притягательность. Девушки были благосклонны к владельцам транспортного средства.

Это уж потом, спустя несколько лет, услышал я разговор двух подруг:

— Представляешь, Зина, вчера иду по Ленинскому проспекту, вдруг машина тормозит, парень такой модный мне: «Девушка, садитесь, подвезу!»

— И ты села?

— Зина, ты что! Первая модель! Сесть – это значит себя не уважать!

А в начале жигулизации населению было не до тонкостей. О машине мечтали, машиной грезили. Помню, приятель, тридцатилетний уже, вполне зрелый мужчина, после многих волнений и переживаний стал наконец-то владельцем «копейки». И рассказывал о своих незабываемых впечатлениях:

— Не поверишь, когда я впервые сел за свой собственный руль, включил зажигание и поехал, у меня наступила такая эрекция! Что там жена! Даже с Олькой не так!

Меломан

Дело было в шестидесятые годы, при Брежневе. Мама моя ехала в метро. Сидела и читала книжку о Прокофьеве, вышедшую в серии "ЖЗЛ". А рядом сидел какой-то старичок. И он сказал маме:

— А вы знаете, когда умер Прокофьев?

— Нет, - ответила она.

— Он умер в один день со Сталиным! - громко и торжественно объявил старик, привлекая к себе внимание пассажиров. - И это был самый счастливый день моей жизни! И знаете, почему? Во-первых, умер этот тиран, которого я ненавидел. А во-вторых, я обожаю траурную музыку. Обожаю! А в тот день ее передавали с утра до вечера. Я получил такое удовольствие!

Печаль бровей

Не грусти и не печаль бровей

Есенин

Восемнадцать лет подряд вся страна смотрела по телевизору речи Генерального Секретаря ЦК КПСС Л.И.Брежнева. Зрелище было, честно говоря, не особенно захватывающее. Леонид Ильич монотонно читал написанные ему тексты, в ударных местах поднимая глаза на аудиторию, как бы давая тем самым понять, что здесь можно и даже нужно поаплодировать.