Крейсера

— Извините. Давно помню ваш номер по спискам Петровых на флоте, но память не удерживает вашего имени‑отчества.

— Алексей Константинович, — назвался Петров 10‑й.

— Алексей Константинович, мне нужен секундант для дуэли, и я решил, что вы не откажете мне в этой услуге. Я вас знаю как мужественного человека, вместе с вами я не раз «призовал» японские корабли. Наконец, вы мне просто симпатичны.

— Благодарю за честь, — сказал Петров 10‑й, тяжело вздохнув. — При всем моем уважении к вам лично я отказываюсь секундировать вас, ибо являюсь убежденным противником дуэлей, в которых торжествует не доказательство истины, а лишь случайный каприз выстрела. Но если бы и был сторонником дуэлей, я все равно отказал бы вам…

— Почему?

— Поймите меня правильно и не сердитесь. Дуэль в любом случае вызовет расследование, секундантов обязательно притянут в штаб к Иисусу, а там, чего доброго, глядишь, и с флота выкинут.

А я, — сказал Петров 10‑й, — слишком дорожу службою на крейсерах. Наконец, я семейный человек… дети!

Панафидин не стал настаивать:

— Извините…

— Впрочем, желаю успеха, — проводил его Петров 10‑й. Мичман не обиделся и посетил «Шилку», где его внимательно выслушал капитан 2‑го ранга Беклемишев.

— Это совсем некстати! — огорчился он. — Но отказаться от вызова, я понимаю, вы не можете. Согласен помочь вам в этом дурацком занятии. Тем более что кому‑кому, а мне‑то отставка не грозит. Ибо на мое место охотников нету…

Он спросил о месте и времени дуэли.

— Утром в пятницу. На речке Объяснений.

— Это в самом конце Гнилого Угла?

— Да, именно так.

— Ну, хорошо, — сказал Беклемишев. — Я вас не подведу…

***

В оружейном магазине Лангелитье секунданты под залог в сто рублей взяли «напрокат» старомодный футляр с дуэльными пистолетами. По правилам кодекса о поединках противникам достанется оружие по жребию.

Как показало следствие, Беклемишев сказал лейтенанту с родимым пятном на щеке:

— Судьба людей в наших руках! Давайте сдвинем мушки на один миллиметр в сторону, чтобы они промахнулись оба… Об этом будем знать только вы и только я!

Но секундант Житецкого возроптал:

— Поединок — дело чести. Как же вы, дворянин старого рода, можете предлагать мне подобные фокусы?

Беклемишев ответил ему с надрывом:

— Да ведь миллиметр решает жизнь человеческую. Вы, лейтенант, наверное, еще не смотрели смерти в лицо, и потому вам трудно меня понять. Если бы ваша биография сложилась иначе, вы бы согласились сбить мушки даже на целый сантиметр…

Панафидин до четверга не испытывал никаких волнений, нормально спал, с аппетитом обедал, а все предстоящее на речке Объяснений казалось ему какой‑то ерундой. В самом деле, ему ли, пережившему страшную бойню крейсеров возле Цусимы, бояться черного «зрачка» дуэльного пистолета?

В пятницу он привел себя в порядок, не спеша побрился, нанял извозчика и поехал в Гнилой Угол.

В конце Ботанической улицы его заметил из окна бедный старик Гусев.

— У меня новые каденции! — помахал он ему скрипкой. — А куда вы в такую рань?

— По делам.

— Так заходите. У меня есть что сказать.

— Обязательно! Потом заеду…

Извозчик задержал лошадей в конце Гнилого Угла.

— Тпрру, с вашей милости четыре с полтиной.

— Чего так дорого, братец?

— А ныне все подорожало. Овес тоже.

— Ну, ладно. Подожди. Скоро поедем обратно…

На обширной поляне, с которой была видна бухта Золотой Рог, все были в сборе. Житецкий ходил поодаль, часто посматривая на небо.

Лейтенант с родимым пятном на щеке решительно шагнул к Панафидину, держа руки с пистолетами за спиной.

— В какой руке? — спросил он.

— Мне все равно. Давайте хоть в правой…

Беклемишев выглядел сегодня неважно. Он нервно шевелил на груди золотую цепочку от часов и этим напомнил кузена Плазовского, любившего теребить шнурок от пенсне.

— Напомню о правилах, — сказал Беклемишев. — Дистанция двадцать пять шагов. Срок четыре секунды. Стрелять можете между устным счетом: «раз, два, три — стой!» Все понятно?

— Благодарю, — отозвался Панафидин.

Его и Житецкого развели по концам поляны.

Велели стать спинами друг к другу.

Затем раздалась команда:

— Можете повернуться лицом… сходитесь!

Высокая влажная трава путалась под ногами.

С неба кричали чайки: «Чьи вы? Чьи вы?»

Методичный диктат времени:

— Раз… два… три… стой!

Панафидин застыл. Выстрел был ослепляющим.

Житецкий опустил руку с пистолетом:

— Видит бог, я не хотел ему зла…

Панафидин долго еще стоял недвижим.

Потом вздохнул, глубоко заглатывая чистый утренний воздух. Стал оборачиваться куда‑то в сторону и упал на бок.

Он был еще жив, и для него не успела померкнуть синева гавани. Его еще ослеплял белый камень волшебного русского города. Панафидин упрямо смотрел в сторону рейда, с которого однажды ушли крейсера, но обратно они не вернулись.

Остался лишь один, и он узнал своего флагмана.

— «Россия», — прошептали губы, мертвея.

В кармане его мундира нашли выписку из какой‑то книги: «Россия безразлична к жизни человека и к течению времени. Она безмолвна. Она вечна. Она несокрушима…»

«Панафидинский летописец» был опубликован в Москве через десять лет после его гибели.