Крейсера

— Лучше вас, — ответил нервно…

Он как‑то по‑новому взглянул на Стеммана. Перед ним сидел человек, явно удрученный тем, что война, от которой он ожидал адмиральского «орла» на эполетах, жаждал орденов и почестей, эта война обернулась для него крахом. От каперанга остался мелочный обыватель, который слишком долго простоял в очереди у кассы, но получил меньше, нежели рассчитывал получить. Однако фразу мичмана о том, что Фудзи выглядит «лучше вас», Стемман хорошо понял, а потому решил отомстить.

— Знаете, — вдруг сказал Стемман, — мне очень жаль вашу прекрасную виолончель. Но еще больше я жалею вас… Вы очень ретиво рвались с моего «Богатыря» на «Рюрик», а теперь после «Рюрика» вернулись к моему разбитому корыту. Мне жаль вас… очень, — повторил Стемман, злорадствуя. — Вы напоминаете сейчас мужа, который, разведясь с женою, снова молит ее о прошлой любви. Будь вы разумнее, вы у меня стали бы теперь лейтенантом. И наверное, играли бы по вечерам на виолончели в доме господина Парчевского…

Панафидина даже передернуло от оскорбления.

— Позвольте откланяться? — поднялся мичман.

— Не смею задерживать… хе‑хе‑хе!

***

Нехорошие мысли одолевали мичмана после визита в доки. Консул в Шанхае, точильщик карандашей в штабе, наконец, язвительный Стемман — никто не сказал ему даже спасибо за все, что пришлось ему претерпеть, и, кажется, его побеги из плена готовы поставить не в заслугу, а в вину ему, будто он нарушил требования устава. Не зная, куда уйти от самого себя, Панафидин заглянул в нотный магазин братьев Сенкевичей, которые улыбались мичману через стекло витрины.

— Не желаете ли посмотреть у нас кое‑что новенькое? Вот Скрябина прислали из Москвы, вот и Рахманинов… Все самое последнее. Отличные издания — фирмы Юргенсонов.

Панафидин небрежно перелистал ноты:

— Спасибо. Но я осиротел… увы, это так.

Стало еще гаже. Подумалось — не лечь ли в госпиталь да от чего‑нибудь полечиться? Медицина штука такая: ляжешь на больничную койку, и болезни сразу найдутся. Погруженный в такие невеселые мысли, Панафидин вышел на звуки воинственного марша, доносившегося из зелени Адмиральского сада. В кафе он уселся под зонтиком. Как и в прошлый раз, заказал для себя кофе глясе. Было ему неуютно, неприкаянно, одиноко. Рассеянно обозревая публику, мичман вдруг вскочил, едва не обрушив коленями хилый столик…

Да! Как и в прошлый раз, она была здесь.

Женщина ослепительной красоты в одиночестве пила лимонад.

Но теперь‑то он знал ее имя. Наконец он имел на нее мужские права… Панафидин решительно подошел к ней:

— Дженни! Какое счастье, что я снова вас встретил. Нет слов, чтобы выразить все те сложные чувства, которые вы сумели внушить» мне…

Красавица, не дослушав, стала громко кричать:

— Миша… Миша! Скорее сюда… ну где же ты?

К ним уже подходил солидный кавторанг в белом мундире и белых брюках, в штиблетах из белой кожи.

— В чем дело, моя прелесть? — спросил он, картавя.

— Стоило тебе отойти, и вот этот мичман… вдруг делает мне какие‑то странные намеки. Будто я… о ужас!

Кавторанг пощипывал бородку стиля «де‑катр».

— Объяснитесь. Или вы знакомы с Зинаидой Ивановной?

Панафидин и сам не знал, что тут можно объяснить:

— Видите ли, я недавно из Осаки плыл в Шанхай… конечно, без билета. Но в первом классе французского парохода «Прованс». Вряд ли ошибаюсь! Возможно ли такое совпадение?

— Какой Шанхай? — возмутился кавторанг. — Какое совпадение? Золотко мое, когда ты успела побывать в Шанхае?

Красавица даже обиделась:

— Да что я… сумасшедшая? Никогда не была в Шанхае и никогда не буду. Что мне там делать?

Панафидин в полном изумлении поклонился ей:

— Простите, тогда я ничего не понимаю.

— Я тоже, — сказал кавторанг, — отказываюсь понимать, на каком основании вы кидаетесь к даме с неприличными намеками. В конце‑то концов, мне лучше знать, где бывает моя жена…

Панафидин то бледнел, то краснел от стыда:

— Я приношу вам, господин капитан второго ранга, самые глубочайшие извинения. Но ваша супруга до умопомрачения схожа с той дамой, которую я сопровождал до Шанхая…

— До Шанхая из Осаки? — спросил кавторанг.

— Так точно!

— А как вы туда попали?..

Панафидин кратко изложил одиссею своих злоключений, и кавторанг, явно заинтересованный, протянул мичману руку:

— Беклемишев Михаил Николаевич, честь имею… во Владивостоке командую подводными лодками, которые я сам и доставил из Петербурга на железнодорожных платформах. Бог с ним, с этим Шанхаем… Садитесь, мичман. Побеседуем…

Беседовать с Беклемишевым было одно удовольствие. Он оказался человеком высокой культуры, технически грамотным, на уровне последних достижений науки. Михаил Николаевич был фанатиком подводного плавания, считавшим, что будущее морских войн — удар из‑под воды! Панафидин поговорил с кавторангом минут двадцать и сам загорелся желанием нырнуть в неизведанные гибельные бездны.

В ответ на его невеселый рассказ о мытарствах с крейсерами Беклемишев посочувствовал: