Крейсера

Мичман проследовал в ресторан и в дверях ресторана, почти нос к носу, столкнулся с Игорем Житецким, который обдал его запахом лоригана, а идеальный пробор в прическе Житецкого лоснился от превосходного бриллиантина.

Друг гардемаринской юности широко распахнул объятия:

— О, Сережа! Милый ты мой, как я рад… Панафидин даже отступил назад — в удивлении:

— Ты? А я ведь, Игорь, искал тебя.

— Где?

— По всей Японии, среди пленных с эскадры адмирала Рожественского. Но не нашел… Кладо тоже не обнаружился.

— А меня на эскадре и не было, — спокойно ответил Житецкий. — Неужели я такой дурак, чтобы влезать в эту авантюру? Николай Лаврентьевич тоже не верил в успех Зиновия.

— Но ехали‑то вы на эскадру Рожественского.

— Мало ли что! Важно было уехать… Что мне здесь в этой дыре? А в Питере жизнь бьет ключом. Такие перспективы… захватывающие! Именно теперь, когда от флота остались разбитые черепки, кому, как не нам, молодежи, делать карьеру? Ведь уже ясно: старики опростоволосились при Цусиме, на смену этим архивным дуракам приходит новое поколение… такие, как мы!

Только сейчас Панафидин заметил на плечах Житецкого эполеты лейтенанта, а на груди приятеля, подле Станислава, посверкивал эмалью и орден Владимира (правда, без мечей).

Стукнув ногтем по ордену, спросил:

— За что?

Житецкий прикинулся наивным юношей:

— Даром не дают. Делали для победы все, что могли. Не всем же стрелять из пушек… Ну, ладно. Об этом потом. Ты сюда? — Он показал в зал ресторана. — Тогда мы еще увидимся…

Панафидин засел в углу ресторана перед бутылкой коньяку. Старая обида ворочалась в душе, почти физически ощутимая. Конечно, зависть ни к чему, но… «Уже лейтенант!»

— Ладно, — сказал он себе, залпом выпивая две рюмки подряд. — Черт с ними со всеми. Поныряю на подлодках с полгодика и заслужу эполеты лейтенанта… честно!

Вернулся в ресторан Житецкий и, проходя мимо, с дружеской лаской обнял его за плечи:

— А чего ты в углу? Пойдем за наш столик. У меня там своя компания. Собрались люди полезные… для тебя тоже.

Панафидин до краев наполнил третью рюмку.

— Игорь, ради чего ты вернулся во Владивосток?

— А ты не догадываешься, дружище?

— Признаться, нет.

— Я приехал свататься к Вие Францевне. Можешь считать, что приглашение на нашу свадьбу тобою уже получено… Коньяк глухо шумел в голове мичмана.

— Поздравляю… приданое богатое, не правда ли?

На лице Житецкого отразилась гримаса отвращения:

— Дело не в деньгах, и ты меня хорошо знаешь. Дело в чувствах, а Вия Францевна давно испытывает их ко мне.

— А ты?

— Что я?

— Испытываешь?

— Безусловно. Чувства проверенные. И временем. И расстоянием. Ну, пошли, пошли, — тянул он Панафидина за свой столик. — Собрались свои люди. Вон, видишь и каперанг Селищев из отдела личного состава. Если у тебя трудности с вакансией, мы сейчас за выпивкой все и обсудим…

В названном Селищеве мичман узнал того типа, который энергично и здравомысляще затачивал штабные карандаши.

— Иди к ним, — сказал он Житецкому. — Я потом…

Коньяк электрическими уколами осыпал его тело. В шуме множества голосов он улавливал тенор Житецкого:

— Господа! Каждый индивидуум на Руси — кузнец своего счастья. Если вы хотите иметь успех в жизни, постарайтесь заранее выбрать себе хороших родителей, дабы еще в эмбриональном состоянии ощущать всю прелесть будущего бытия…

— Браво, Житецкий, браво! — поддержал его Селищев.

Панафидин рывком поднялся из‑за стола. По прямой линии, никуда уже не сворачивая, мичман двинулся на таран этой компании хохочущих негодяев и, устремленный к цели, почти сладостно содрогался от праведного бешенства…

— Сними! — велел он Житецкому, подходя к нему.

— Что снять?

— Вот это все — и эполеты и ордена.

За столиком стало тихо. Ресторан тоже притих.

Панафидин, ощутив общее внимание, уже не говорил — он кричал:

— Ответь! Почему всем честным людям на войне всегда очень плохо и почему подлецам на войне всегда хорошо? Лицо Житецкого стало серым, почти гипсовым.

— Ну, знаешь ли, — пытался он отшутиться. — Это уже не благородный флотский «гаф», а скорее обычное «хрю‑хрю».

Панафидин вцепился в его ордена и сорвал их.

— Мерзавец, подлец… Тебе ли носить их? Там, далеко отсюда, погибли тысячи… и даже креста нет на их могилах! Только волны… одни лишь волны…

…Утром Панафидин был разбужен незнакомым лейтенантом с большим родимым пятном на щеке.

— Я тревожу вас по настоянию Игоря Петровича, моего давнего друга. Очевидно, мне предстоит быть его секундантом, и я прошу вас, господин Панафидин, озаботиться подысканием человека для секундирования вам. Желательно из дворян, чтобы поединок носил благородный характер. Вы меня поняли…

Когда в странах Европы дуэли вышли из моды, в монархической России поединки были искусственно возрождены, закрепленные в быту офицерского сословия особым указом от 18 мая 1894 года. Русское законодательство продолжало считать дуэли преступлением, но было вынуждено оправдывать офицеров, тем более что отказавшиеся от поединка удалялись в отставку без прошения…

Панафидин сел на дежурный катер, который подрулил к борту флагманской «России», отыскал лейтенанта Петрова 10‑го.