В пространстве что-то чувствовалось. Щурясь от тусклого лунного света, пробивающегося через окно, Дэниел попытался определить, почему у него по коже бегут мурашки. Кровать была такой маленькой, что взрослый навряд ли мог в ней улечься, даже поджав ноги. Он опустился на колени и стянул одеяло. Слой покрывавшей его пыли был таким же толстым, как и тот, что устилал каменный пол. Под подушкой лежал небольшой предмет, и Дэниел, чувствуя вину за то, что вторгается в чье-то личное пространство, поправил разложившийся комок из ткани и перьев.
Под подушкой была спрятана кукла, сшитая вручную из ткани. У нее были косенькие глазки, и на голове почти не осталось волос, сделанных из шерстяных ниток. Даже после столь долгого забвения было видно, что куклу очень любили. В тех местах, за которые ее держали, где гладили и сжимали в объятиях, вылезли нитки.
Он повернулся к ведру. Под покрывающей все пылью внутри лежал темный порошок. Дэниел провел пальцем по порошку и потер между указательным и большим пальцами. На ощупь он был зернистым и имел странную, почти маслянистую консистенцию.
Две книги на полу были маленькими. Одна – художественная. Вторая – Библия. Дэниел повернулся к окну. Деревянные ставни остались открытыми. Шторы были изъедены молью и возрастом до ветхости. Но сто лет назад они были отличной защитой от солнца, не позволяя свету проникать внутрь.
Неуверенность Дэниела превратилась в панику. Он чувствовал себя так уверенно, когда составил свой план. Он был убежден, что Бран – воплощение зла, а Элиза заслуживает освобождения. Теперь он не знал, что и думать, но дверь в башню уже была открыта, и замок невозможно поставить на место.
В маленьком пространстве эхом разнесся шум – по камню скребли ногти. Сердце Дэниела упало, когда он повернулся к открытому входу – его единственному спасению из тюрьмы.
Там было пусто. Дэниел сглотнул и нерешительно шагнул к двери. Царапанье нарастало, но определить его источник казалось невозможным: звук будто раздавался отовсюду – перед ним, сбоку, сверху и снизу сразу. Лунный свет освещал комнату в башне, но доходил лишь до первых двух ступеней лестницы.
Удар был невероятно громким. Дэниел закричал, но его крик потонул в отзвуках грохота. Он прижал руки к ушам и шагнул назад, споткнулся о кровать и ударился о стену.
Элиза не ушла. Ужас сковал внутренности. Ему как будто сдавили грудь, и сердце было готово разорваться, а каждый вдох грозил сломать ребра. Он переводил взгляд с двери на окно и обратно. С его стороны на двери не было ни замка, ни ручки – она была спроектирована так, чтобы предотвратить побег. Он представил себя новой жертвой башни, упрятанным и запертым в ловушке навечно. Представил, как будет сидеть здесь годами, выглядывая в окно и царапая дверь. Домашнее животное Крейвен Мэнора, его темный секрет. Его никто и никогда не найдет.
Дэниел подошел к окну. Фонарь казался холодным в дрожащих пальцах. Он знал, что из его коттеджа открывается панорамный вид на башню, но не видел его в тусклом лунном свете. Он даже не знал, осталась ли Аннализа у дома, когда он не ответил ей на стук, и продолжает ли Бран наблюдать за ней. Но ему пришлось попробовать.
Он включил фонарик и направил его в сторону дома. Луч был слабым. Он едва мог видеть круг, который он оставляет, но он молился, чтобы этого было достаточно, чтобы привлечь внимание Брана, и он водил лучом по деревьям.
Скребущие и царапающие звуки слышались все ближе. Кожу Дэниела покалывало от напряжения, как будто через него шел слабый электрический ток. Он продолжал водить лучом в направлении коттеджа, спрятавшегося среди деревьев, вопреки надежде, что Бран повернется, чтобы посмотреть на башню. Сквозь скребущие звуки были слышны хриплые, сухие вздохи.