Крематорий здравомыслия

Грустным вечером за городом распыленным,Когда часы и минуты утратили ритм,В летнем садике под обрюзгшим кленомЯ скучал над гренадином недопитым.Подъезжали коляски, загорались плакатыПод газовым фонарем, и лакеиБыли обрадованы и суетились как-то,И бензин наполнял парковыя аллеи…Лихорадочно вспыхивали фейерверки мелодийВенгерских маршей и подмигивал смычок,А я истерически плакал о том, что в ротонде

Из облаков луна потеряла пустячок.Ночь прибежала и все стали добрыми,Пахло вокруг электризованной весной…И, так как звезды были все разобраны,Я из сада ушел под ручку с луной.

Разбитые рифмы

Из-за глухонемоты серых портьер,Цепляясь за кресла кабинета,Вы появились и свое смуглое сердцеПоложили на бронзовыя руки поэта.Разделись и только в брюнетной головеЧерепашилась гребенка и желтела.

Вы завернулись в прозрачный вечерИ тюлем в июле обернули тело.Я метался, как на пожаре огонь,Шепча: «Пощадите, снимите, не надо!»А Вы становились все тише и тоньшеИ продолжалась сумасшедшая бравада.И в страсти, и в злости, кости и кистиНа части ломались, трещали, сгибались…И вдруг стало ясно, что истинаЭто Вы, – а Вы улыбались.Я умолял Вас: «моя? моя!»,

Волнуясь и бегая по кабинету.А сладострастный и угрюмый ДьяволРазставлял восклицательные скелеты.

Тихий ужас

Отчего сегодня так странна музыка?Отчего лишь черныя клавиши помню?Мой костюм романтика мне сегодня узок,Воспоминанье осталось одно мне.В моей копилке так много ласковыхВоспоминаний о домах и барышнях.Я их опускал туда наскороИ вот вечера мне стали страшными.

Писк мыши, как скрипка, и тени, как ведьмы,Страшно в сумраке огромнаго зала!Неужели меня с чьим-то наследьемЖизнь навсегда связала?И только помню!.. И в душе размягченной –Как асфальт под солнцем – следы узорныеЧьих-то укоров и любви утонченной! –Перестаньте, клавиши черныя!

Вадим Шершеневич.

Москва

Павел Широков

«Холодный день, как дельный метранпаж…»