Кремль 2222. Севастополь

Еще один выстрел – и движение прекратилось. Что-то тяжело шлепнулось на землю. Шарахнувшись в сторону, парень обернулся, глянул – и тут же его вывернуло наизнанку, ибо такого сочетания ужаса и мерзости ему еще не доводилось ощущать и видеть никогда.

Пока он блевал и размазывал по лицу зловонную дрянь, из зарослей показался Зигфрид. На шершней он не обращал никакого внимания, хотя его меч обильно пузырился кипящими остатками плоти. Он шел к спутникам – и не один: воин волок за собой какого-то скрюченного человека, рефлекторно отмахивавшегося то ли от жутких насекомых, то ли от собственных страхов.

– Принимайте гостя, – сказал воин, подталкивая в центр компании насмерть перепуганного старикашку.

Персонаж был довольно необычного вида: заросший седыми волосами, с такой же седой всклокоченной бороденкой, с лицом, настолько изъеденным морщинами, что трудно было определить его контуры. При этом взгляд имел живой и какой-то неуловимо хитрый, глаза – прищуренные, непрерывно рыщущие из стороны в сторону. Казалось, что сам по себе старик пребывал в глубоком ужасе, а глаза жили собственной жизнью, все оценивая, все подмечая. Одет он был в грубую и бесформенную самотканую рубаху по колено, подпоясан веревкой, на ногах – подобие лаптей из гибкой древесной коры. Весь он был покрыт обрывками какой-то паутины, и непрерывно срывал ее с себя мелкими судорожными движениями, шумно отплевывался, производя довольно комичное впечатление.

– Что там вообще было? – спросил Зигфрида Книжник. – Ты чего в это месиво вообще полез?

– Я бы и не полез, – отозвался воин. – Да вот этого бедолагу заметил – его эти зверюшки в какой-то кокон пеленали.

– Это горные шершни, – вставил Слава. – Они на перевалах роятся. Обычно их здесь, внизу, не бывает.

– Не бывает! – сварливо проскрипел старикашка. – Видать, в горах жрать стало нечего, вот в город и потянулись. Скоро все здесь станут жратвой для личинок. Скажите спасибо Смотрящему…

– А он здесь при чем? – спросил Слава, с любопытством наблюдая за старикашкой.

– Ну конечно, он опять ни при чем! Это не он приказал у посадских «лишнее» оружие изымать и при этом охоту поборами обложить! Вот и развелось этих тварей без меры. А как на перевалах все сожрали, то, ясное дело, вниз потянулись. Закон природы – не ты их, так они тебя! Когда рой в центр переберется – вот тогда похохочем!

– А ты вообще кто такой, откуда? – безо всякого почтения к старости спросила Кэт.

– Тутошний я, посадский. И поселочек мой тута, по соседству. Так вот, думал, дорогу через Куст срезать. Кто ж знал, что в Кусте эта нечисть расселилась. Думал ужо, все, отмучился, сейчас в меня личинок откладывать станут. Ну так на то она и жизнь человеческая, чтобы есть пищу и стать пищей. Жаль только припасов было, с таким трудом добыл – думал, внучку порадую.

– Эти, что ли, припасы? – Зигфрид бросил под ноги старикашке небольшой латаный-перелатаный мешок с веревочными лямками.

– Он! Точно он! – радостно заголосил старикашка, падая на колени перед мешком. – Спаситель! Благодетель! – Схватил мешок, обнял и, вскинув голову, с прищуром поглядел на Зигфрида, скосился на остальных. – А вы кто ж такие будете? Вижу, что не местные, но откуда…

– Много хочешь знать, старик, – отрезала Кэт. – Или обратно в рой захотел?

– Тихо, тихо, не груби, – примирительно сказал Слава. – Мы, дедушка, на Морзавод идем. Сам я с Балаклавы, этим путем никогда не ходил. Покажешь дорогу?

– Отчего не показать, покажу, – старикашка шустро поднялся, взвалил на себя объемистый мешок, поманил за собой. – Идем! Мне как раз по пути. Но до самого завода не пойду, мне там ловить нечего. Сам-то я в Камышах живу, у Карантинной бухты…

– Далеко ты, дед, забрался! – присвистнул Слава.

– Делать нечего, хочешь жить – умей вертеться, – по-стариковски крякнул новый знакомый. – Последнее время бухта плохо кормит, вот и приходится по сторонам побираться.

– Ты же говорил – море опасно? – сказал Книжник Славе. – Как же оно кормит тогда?

– Открытое море – да, гарантированная смерть, – сказал Слава. – А в бухтах худо-бедно и рыбья муть ловится, и гады морские.

– Рыбья муть – это мутанты?

– А разве чистая живность где осталась? Муть – она и есть муть. Чтобы не сдохнуть или самому хворь не подхватить, приходится колдовать с уловом – вываривать, вымачивать, на солнце сушить.

– А когда не ловится – то и сушить нечего, – добавил старик. Поманил за собой. – Вы идти-то собираетесь? А то солнышко за полдень перевалило, топать надо.

Старик только на вид казался таким дряхлым. А может, и не старик был вовсе – просто покорежило его жизнью. Во всяком случае, двигался он ловко и быстро, путники едва поспевали за ним. Вел он тропками путаными, малозаметными, закрученными в сложный лабиринт меж древних развалин, поросших неряшливой растительностью. Книжник мысленно поблагодарил судьбу, что она послала им такого проводника – местность оказалась непростая и изобиловала ловушками.

– Вон, видите, – как бы вскользь сказал старикашка. – Вроде бы дом стоит.