Кремль 2222. Севастополь

– Да ты совсем борзый, как я посмотрю! – криво усмехнувшись, сказал Смотрящий.

В этот момент весь напускной лоск слетел с него окончательно. Под белоснежным френчем оказался обыкновенный бандит, который вдруг сгорбился, затряс скрюченными пальцами и заорал, разбрызгивая слюну:

– Да ты что, падла, думаешь я тут с тобой шутки шутить буду?! За дурачка меня держать вздумал, сука? Да я тебя уничтожу! Я со всех с вас заживо шкуру сдеру, да я вас на портовых крюках за ребра подвешу, чтобы все видели, чтобы никому не повадно было на меня хавальник свой грязный разевать!

Визгливо выкрикивая все это, он яростно бил Зигфрида руками и ногами – в торс и в голову. Правда, складывалось ощущение, что он колотит тяжелую монолитную статую. Вопреки ожиданиям сжавшегося на полу семинариста, воин не отвечал на удары, хотя мог мгновенно свернуть обидчику шею. Зигфрида не остановили бы даже пули дрожащих от напряжения, не спускавших его с прицела бандитов. А ведь и за меньшие оскорбления он с легкостью лишал обидчиков жизни – и спокойно спал после этого, зная, что сделал богоугодное дело, очистив от очередной скверны этот не слишком благополучный мир.

И Книжник знал, что его останавливало. Воин терпит унижение только ради одного.

Ради жизней своих товарищей.

Сжавшихся рядом, не обладавших теми же силой, реакцией и боевым опытом. Но можно было не сомневаться: он все запомнит. И эта беснующаяся мразь в белом, считай, подписала себе смертный приговор. Вест знает, что такое месть. И умеет подавать это блюдо как и полагается – охлажденным.

Смотрящий успокоился так же внезапно, как и пришел в ярость. Устав избивать эту непоколебимую глыбу, болезненно морщась, он потирал разбитые кулаки. Он даже рассмеялся, трескуче и сухо:

– А ты умеешь держать удар. Прям мешок с камнями. Даже жалко тебя просто так в расход пускать. Остальных – не жалко, а тебя, как видишь, жалко. Сентиментальный я какой-то, в натуре…

– А зачем – впустую, в расход? – вкрадчиво сказал Пузырь. – Это такие упыри, что просто убить их – только разочарование почувствовать. Лучше заставить их подергаться напоследок. Заодно и похохочем.

– Это ты о чем, Пузырь?

– Ты до сих пор в доках своих монстров держишь?

– Ну так бои никто не отменял. Сам знаешь – народ у меня любит зрелища. Ну и тотализатор, само собой – он золотишко приносит… – Смотрящий прищурился. – Постой, к чему это ты клонишь?

– А почему бы не использовать этот материал? – толстяк небрежно кивнул в сторону пленников. – Можно с ними бой устроить, а можно просто показательную кормежку. Публика такое любит. А эти – еще те шустрики, и сами подергаются, и народ повеселят.

– «Кормежка кракена», – смакуя слова, произнес Смотрящий. – Хорошо звучит. А ты молодец, Пузырь, толковую идею подал! И материал, выходит, тоже подбросил. Считай, ты в доле!

– Сочтемся, батя, – усмехнулся толстяк.

Вжавшийся в пыльный ковер семинарист услышал, как тихо проговорил рядом Слава:

– Ну все, теперь нам действительно крышка…

Книжник и до этого подозревал, что дело плохо, но слова Славы, хорошо понимающего, что имеют в виду бандиты, добили остатки надежды.

Хозяин же оживился, по-новому оглядел гостей, ставших теперь пленниками. Склонился над Кэт, смотревшей на него волчицей, запустил пятерню в ее густые черные волосы и приподнял ее голову. Сказал с улыбкой, следя за реакцией девушки:

– Ты у нас станешь звездой, детка!

Кэт извернулась – и плюнула ему в лицо.

Отпрянув, Смотрящий достал из кармана платок и под ропот охраны утерся. И добавил, уже не глядя на Кэт:

– Правда, ненадолго. Совсем ненадолго.

Глава 9

Кракен

Рев толпы, свист, смех – все это вроде бы должно бодрить и поднимать настроение. Если, конечно, ты не висишь на ржавых цепях над огромным, наполненным водой бассейном. Ну, не совсем бассейном – скорее, это заполненный водой судовой док. Грязные, с ржавыми разводами стены, мутная вода, обилие непонятных металлических конструкций – все это было наполнено такой безысходностью, что хотелось выть от бессилия. То, что вокруг дока толпился разношерстный люд, возбужденный предвкушением зрелища, лишь добавляло ощущения кошмарного тупика, из которого не было выхода.

Пленники, держась за цепи и плотно прижавшись друг к другу, медленно покачивались в железном корыте, подвешенном под изломанной стрелой портового крана, напомнившей Книжнику скелет боевого робота. Оружие и вещи у них отобрали и дали длинные деревянные колья, которые должны были служить копьями в предстоящем кровавом фарсе. Только Зигфриду оставили меч, считая, видимо, что это добавит действу зрелищности. Впрочем, надежды на единственный клинок было мало: с обеих сторон дока их плотно держали на прицеле люди Смотрящего.

Сам главарь Морзаводской группировки не спешил выходить к толпе – он эффектно выдерживал паузу.

– Что будем делать? – лихорадочно спрашивал Книжник. – Что делать, а? Слава, ты же местный – что будет дальше?

Слава не отвечал – он пристально вглядывался вниз, в темную воду. Под поверхностью происходило какое-то неясное, вялое движение.