Кремлевская жена

– Да, конечно, – сказал он, широко улыбнувшись. – Мы дежурили в ночь с шестого на седьмое…

– А вы не помните, где именно вы производили замену светильников в это дежурство?

– Ну, все я не помню… – сказал Чарыто и посмотрел на Булкина: – Ты помнишь? – И тут же повернулся ко мне: – Но это можно у диспетчера автопарка посмотреть, по заявкам.

– Я смотрела, – сказала я, понимая, что у меня есть лишь один путь поймать их в ловушку – блефануть. И я бросила первую карту: – Но в журнале заявок пропущено одно место, где вы были в ту ночь…

– Это какое ж? – спросил Булкин, он был явно нетерпеливее своего спокойного приятеля.

– Двор гостиницы «Пекин», – сказала я, пристально наблюдая за реакцией обоих.

Но похоже, они уже догадались, о чем пойдет речь, и теперь их лица выражали полную невинность и недоумение. Булкин даже воскликнул с изумлением:

– Двор «Пекина»?!

И это изумление тоже выдало их, потому что нормальной реакцией должна быть простая попытка вспомнить: где это – двор «Пекина», заезжали мы туда или нет?

– Понятно, – сказала я. – Теперь я вам вот что скажу, ребята. Вы прошли Афганистан, вы армейские люди, и я хочу говорить с вами по-военному – без выкрутасов. Хорошо?

– Да, пожалуйста… – сказал Чарыто.

– Первое. Врать вы не умеете и притворяться тоже. И не надо. Скажите мне, где находится Стефания Грилл, и я вам обещаю…

Чарыто приподнялся на стуле, но я прервала это движение жесткой командой:

– Сидеть! Не двигаться! – И, откинув крышку кобуры, положила руку на рукоять пистолета.

– Нет, я только за сигаретами… – сказал Чарыто и кивнул на пачку сигарет, которая лежала на подоконнике.

– Отставить! – приказала я.

– А что такое? – Булкин захлопал удивленными глазами. – Какая Стефания? О чем речь?

– Вадим, перестаньте прикидываться! – сказала я. – Вечером шестого сентября вы заехали на автокране во двор гостиницы «Пекин», выкрутили светильник из фонарного столба, но не до конца, а только на пару оборотов, чтобы он не горел ночью. Потом…

– Извините, пожалуйста… – прервал меня вежливый Чарыто. – А можно нам увидеть ваши документы?

– Да, конечно… – Я сунула руку во внутренний карман кителя, чтобы достать свои «корочки»-удостоверение.

И в эту долю секунды правая ножка стула, на котором я сидела, подломилась от сильного удара ботинка этого Булкина, и я качнулась вправо, рефлекторно выставив правую руку навстречу полу. И этого удара было достаточно, чтобы Чарыто уже оказался возле меня и жестко, как замком, обхватил меня за плечи. Я дернулась, но он тут же сжал свои руки-клешни таким стальным жимом, что я аж задохнулась и лопатки у меня хрустнули. Булкин вытащил мой пистолет из кобуры.

– Тихо, – сказал мне Чарыто. – Не надо рыпаться…

А Булкин уже совал мне в рот какую-то тряпку. Короче, они взяли меня, как ребенка, и я еще успела подумать: какого черта мы афганскую войну проиграли, если у нас солдаты так тренированы!..

Через минуту я сидела в углу, на стуле, со связанными за спиной руками, с кляпом во рту и с ногами, привязанными к ножкам стула. Рядом, на всякий случай, стоял Вадим Булкин, а Николай Чарыто, держа в руках мое удостоверение, говорил кому-то по телефону:

– Ковина Анна Александровна… Старший лейтенант угро, поэтому я вам и звоню… Меня что насторожило, товарищ капитан: у нее китель какой-то странный – без вытачек на груди, как на женских кителях, знаете? И рубашка под галстуком мужская – слева направо застегивается… слушаюсь, товарищ капитан!..

Я аж восхитилась – вот парень! Да ему в угро работать, а не шофером…

29

20.15

И через двадцать минут за мной приехали из МУРа. Все трое моих знакомых: капитан Белоконь, майор Захаров и капитан Притульский.

– Так-так… – проговорил Белоконь, входя. – А мы думали, вы уже в Полтаве… Чей это мундир 29 на вас?

Он вытащил кляп у меня изо рта, но я молчала. Пусть я проиграла, но Гольдина я закладывать не стану, хотя только недавно сама чуть ли не «бей жидов!» кричала.

– Ну ладно, пошли! – пренебрежительно сказал мне Белоконь и приказал Булкину: – Ноги ей отвяжите…

Булкин быстро выполнил приказ.

– А ордер у вас есть на мой арест? – спросила я уже на улице, когда Захаров и Притульский сели по бокам от меня на заднее сиденье милицейской «Волги».

– Я вас умоляю! – садясь за руль, презрительно отмахнулся Белоконь, словно это не он только вчера приглашал меня в ресторан Киевского вокзала. – Ордер ей! Ее сам министр разжаловал, а она… Да вас теперь военный трибунал судить будет!

– Как Чурбанова, – пошутил Притульский.

– Хуже! – сказал Захаров. – Организация побега арестованного Чижевского – раз. Нелегальное ношение милицейской формы после разжалования – два. И допрос Чарыто и Булкина без санкции прокурора. По трем статьям!..

Но это я и без них знала. Три служебных преступления тянут на полный червонец с поражением в правах еще лет на восемь. Здравствуй, Саша Чижевский, встретимся на пересылке…

– Между прочим, тут сборище «Памяти», – сказала я, когда мы отъезжали от ярких окон общежития.

– Не сборище, а собрание. – Белоконь тронул машину и включил радио.