В кабинете я сразу подошел к окну: под ним колонны парадного входа, площадь перед лестницей, далее ворота, помещение охраны… Гараж из-за деревьев не был виден, не увидел отсюда я и наших мотоциклов. Затем я оглядел кабинет, я уже тут бывал: на стенах две картины. На одной благородные всадники, на другой белые птицы. Сначала показалось, что это голуби, но потом рассмотрел у них хищные и красивые клювы.
Все молчали, и в тишине только звякала под пальцами Филиппо сталь сейфа. Потом он, не спеша, аккуратно, запер сейф и вышел из-за стола с полными ладонями. Я распихал по карманам куртки наши паспорта, Танин бумажник, телефон. Филиппо стоял перед нами совершенно спокойным, и я уверен, он думал только о «семье», о своем «доне», который не видит этого позора, думал о его мертвом сыне и об изменнице-дочери. Он ничего не боялся, ему было всех их только жалко. Поэтому он так и стоял перед нами, на лице у него застыла горькая усмешка.
– Теперь достань телефон, Филиппо, и набери номер охранников на воротах, – очень спокойно сказала Анжела.
– Анжела, ты делаешь глупость! Твой отец никогда не простит тебе это.
– Делай, что я тебе говорю! – Анжела тряхнула «Береттой», ее ствол опустился и смотрел теперь ему в живот.
В тишине я вдруг услыхал знакомый лязг разъезжающихся ворот, потом рокот мощного мотора и шелест шин под окном. Филиппо не обернулся, и только кивнул на окно:
– Вернулись из аэропорта. Они не выпустят отсюда никого.
– Ты позвонишь им, и скажешь стоять на месте. Но только одно лишнее слово, Филиппо, и…
Филиппо не боялся пули, он никогда ее не боялся. Он вырос в семье, где это считалось позором. Он чувствовал горечь, что на его глазах начала рушиться «семья», и он стал первым свидетелем этого. Он только жалел сейчас Анжелу и ее брата Марио. Но если ему раньше было безразлично, останутся ли живы эти русские или нет, то теперь один из них, этот Николай, стал убийцей сына «дона», и уйти с этим безнаказанно он позволить ему не мог. Если Марио действительно был сейчас мертв, а это заявила его сестра, то в отсутствие «дона» он должен был действовать по своему усмотрению. У Филиппо были и другие возможности, не рискуя получить пулю от Анжелы, остановить беглецов в дороге: до любого аэропорта отсюда было несколько часов пути. Поэтому он нажал несколько кнопок на своем телефоне и приложил его к уху.
– Это Филиппо. Пропустить всех, кто выйдет сейчас к воротам. Никаких препятствий.
Затем он набрал другой номер и подошел ближе к окну. Я шагнул за ним. Внизу, где остановилась черная машина, рядом стояли приехавшие в ней люди, и один поспешно вынул из кармана телефон.
– Это Филиппо. Сейчас будут выезжать из ворот. Не трогать, кто бы это ни был. – Он поднял глаза на нас: – Анжела, сестричка, ты можешь опустить теперь это.
– Я подожду. И погляжу вместе с тобой в окно. Пока дай мне свой телефон, я проверю.
Она действительно набрала оба номера и спросила одинаково:
– Это Анжела. Вы все поняли про ворота?
Она отдала обратно трубку и шагнула ко мне. Наш прощальный поцелуй получился нелепым. Я целовал ее в губы, но глаза Анжела не закрыла, а следила ими за «братом», и даже повернула наши головы так, чтобы ей лучше было его видно.
– Прощай, мой дорогой. Лети в свою любимую Россию.
Я крепко прижал ее к себе и сразу двинулся к двери.
– Не бойтесь ничего! Он останется со мной, пока вы не уедите. Беги, мой милый.
Я побежал по лестнице вниз. Я торопился, потому что знал, – для любой женщины «уехать» означало скрыться с ее глаз за воротами дома. Так это потом и оказалось.
Она удерживала Филиппо на мушке пистолета минут пять, пока не увидала из окна, как мотоциклы выскочили за ворота, – ее удивило только, что их было два. Она выросла с Филиппо и знала, на что он был способен. Но и тот знал, на что была способна «сестра». Поэтому консильери не пошевелился все пять длинных минут. Но он выскочил за дверь кабинета в ту же секунду, как Анжела опустила ствол: он был верен своему «дону».
Оставшись одна, глядя в окно на открытые ворота, Анжела, уже не сдерживаясь, громко разрыдалась.
Через несколько минут после этого из ворот виллы вылетела первая машина, – большая и черная, с раскаленным мотором еще с дороги из Рима. Еще через минуту, – вторая, с дежурившими в воротах охранниками. Оставшись один, Филиппо спустился в подвал виллы, разбил киркой висячий замок и выпустил обоих убийц-неудачников. Только после этого он пошел во флигель, в комнату русской девчонки.
Первая машина из погони сразу свернула вправо, на горную дорогу через хребет Апеннин, к морю на Римини, – туда всегда и ездили кататься сбежавшие мотоциклисты. Вторая машина начала отрабатывать второй вариант побега: хайвэй на Рим. Из нее же позвонили в Милан, чтобы перехватили там местный аэропорт. Воскресный день только начинался, и дороги были пусты. Машины не снижали скорости на узких городских поворотах, и визг их шин резал воскресную тишину.
36. Серпантин