Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

Тот бы давно лежал на полу, но сзади ему подпирали спину поручни и выставляли под удары. Карло снова опустил руки, и сразу получил два новых удара в челюсть и один в висок. После этого в глазах у него потемнело, ноги подкосились, и он упал на пол среди сумок и чемоданов. Джулиано опустил кулаки и замер, глядя вниз.

Господин, поджидавший Карло у стойки, с первыми ударами кулаков рванул в сторону, удерживая обеими руками тяжелый и болтающийся на плече планшет. С разбегу он вскочил на эскалатор, ведущий в зону «A» паспортного контроля. Но Джулиано так и продолжал стоять над Карло, как в ступоре, среди расступившихся в ужасе пассажиров, пока его не схватили за руки два подбежавших охранника и запыхавшийся полицейский.

40. «Домодедово»

Еще в самолете мы договорились, всем троим ехать на первую ночь ко мне. Потому, что я жалел Таню. Было жестоко отпускать ее на ночь в пустую, покинутую месяц назад квартиру, и без отца. Кроме того, с прилетом, она становилась важным свидетелем, и ее следовало охранять. Когда она спрашивала, где ее отец, я одинаково отвечал: «В Риме. Или обязательно там будет». Когда она пыталась позвонить ему, я просил ее не делать этого, объясняя: «Все звонки на его номер прослушиваются полицией. И ему, и нам от этого может быть только хуже». Я ее не обманывал. Но правду ей было лучше услыхать много позже, когда она успокоится в обществе Джулиано. И лучше не от меня, а от тех, кому положено это знать, и официально ей сообщить.

Но для девушки, которую три дня назад насиловали, да еще насильник был убит у нее на груди, окропив ее вместо семени своей кровью, она была поразительно стойка. Я понимал причину: любовь и не отходивший от нее ни на шаг Джулиано. При таком сочетании у любой женщины печаль улетучивается очень быстро.

У Джулиано что-то случилось в самолете с животом. Он и там бегал в хвост самолета, потом бросился в туалет, когда мы уже прилетели и шли в толкучке по аэропорту. Мы тогда с Таней сразу остановились, чтобы всем не растеряться. Джулиано вернулся через десять минут, но бегом, крикнул нам что-то и бросился обратно в толпу. Джулиано был тут иностранец, он ничего не понимал в нашей жизни, мог попасть в любую историю, поэтому я крикнул Тане:

– Стой здесь, никуда отсюда! – и бросился вдогонку.

Я не отставал от него в толпе, и понял, что он ищет, только увидав табличку «Рим». «Что за хренотень!» – мелькнуло у меня, когда я увидал у стойки регистрации знакомую физиономию. Уж я думал, никогда никого из них не увижу, и вот снова… Я окинул глазами хвост очереди на регистрацию толпившихся с чемоданами: я искал еще знакомые лица. Лучше было увидать их мне первому, – и неважно, хорошо потом будет или плохо от этого. Других знакомых лиц я не нашел. Но когда снова посмотрел на Джулиано, тот уже молотил обоими кулаками физиономию Карло.

Толпа от неожиданности расступился от этих двоих, плотной откатывающейся от них стенкой, да под ногами тут были чемоданы, тележки, – поэтому ближе к тем я даже не подошел. Зато сразу увидал, как стоявший с Карло мужчина со студенческим планшетом для рисунков, рванул от этих двоих сквозь толпу, и прямо на меня.

Возможно, я не среагировал бы так на него, если бы он не задел меня своим тяжелым планшетом. Проталкиваясь, он держался за него обеими руками, и потом задел меня больно этой штукой по руке.

Я не сразу сообразил, что это было у него, но все-таки сообразил. Я бросился за ним, и увидал этот черный планшет уже на эскалаторе. Я вскочил на эскалатор и побежал по ступенькам вверх, толкаясь и извиняясь.

За выходом с эскалатора, в трех от него метрах, сразу ограждение, несколько пограничников, и вход в зону «A» паспортного контроля. Это еще предварительный контроль, но вход только по билетам на текущие рейсы, поэтому через секунду я остался бы снаружи, а он уходил, улетал, уносил в своей тяжелой сумке то самое, за что умер три дня назад мой клиент историк Сизов.

Я схватил его за плечо одной рукой, за лямку планшета другой, прямо на глазах у пограничников.

– Отдай, – крикнул я ему по-русски. – Это не твое, отдай!

Тот уцепился за сумку обеими руками, и я его ударил. Не сильно, но в лицо. Он выпустил из рук лямку, и я выхватил у него эту тяжелую штуку. Поворачиваясь, чтобы бежать от пограничников вниз, я увидал его удивленное лицо. «Ну, зачем опять кулаком! – мелькнуло у меня. – Каждый раз одно и то же!»

За мной никто не побежал, пограничники были заняты своим делом, границей, – хотя это выглядело, как самый натуральный грабеж. Внизу я перешел на спокойный шаг, чтобы не привлекать внимание. Я обошел далеко кругом очередь на регистрацию в Рим: не хватало мне сейчас еще одного скандала из-за этой сумки, – с Карло или с кем еще из мафии он прилетел за ней. Я осторожно прощупывал ее пальцами: твердое, тяжелое. Это походило действительно на икону: ничего другого отсюда не вывозят, ничего больше и нет.