Я осторожно прошел мимо места, где оставил Таню, – ее там уже не было. Я чертыхнулся и набрал на телефоне ее номер, – он был пробит у меня еще месяц назад в Москве. Только сим-карта у меня была еще итальянская, у той, наверное, тоже, и звонок мог получиться очень дальним.
– Это я. Где ты?
– В полиции! Его только что сюда привели. Я увидала случайно и пошла за ними. Он ни слова не понимает! Его обвиняют в хулиганстве. Что он такое сделал?
– Второго привели?
– Какого второго?
– Нет второго? Тогда слушай, передай ему, чтобы от всего отказывался, никого он не бил. Поняла? Нет побитого – нет и хулигана. Если, конечно, того не повезли в больницу…
– Я с ним останусь.
– Я уже это понял. Позвони мне, как и что. Ничего не бойся – ты дома.
После этого я медленно пошел в конец зала на поезд-экспресс до Павелецкого. Не потому, что меня могли искать с этой сумкой на стоянке такси, но просто денег, кроме карты, у меня не было.
Я шел по длинному залу аэропорта и сжимал в кармане брюк шариковую ручку, которой подписывал пять часов назад расписку о сдачи мотоцикла. Если бы кто-нибудь сейчас меня взял сзади за плечо, кроме, разумеется, полицейского, – а кто-нибудь из знакомых итальянцев, – и попытался меня остановить, я, не раздумывая ни секунды, засунул бы эту ручку ему в глаз, сантиметров на пять, и только после этого стал думать, что мне делать дальше.
41. Башня
В Госкомитете по стройнадзору Черкизов состоял только из-за своей кремлевской должности. Черную или рутинную работу он никогда там не делал, но акты о сдачи работ подписывал. Иногда он выезжал на сдачу Олимпийских объектов в Сочи, на открытие моста через какую-нибудь могучую сибирскую реку, и так далее. Это Черкизов любил: на таких важных выездных мероприятиях всегда присутствовали первые государственные лица, часто сам Президент, поэтому помелькать там было полезно.
Но на промежуточную сдачу последней высотной секции башни с неудачным названием «Игла» в Москва-сити Черкизов поехал неохотно. Но, с другой стороны, хотелось развеяться после дневной нервотрепки из-за досок, да и бизнесмены-девелоперы обычно кормили и поили чиновников на таких презентациях совершенно бесподобно. Тем более, это была последняя башня, строящаяся в Москва-Сити.
Акты подписали к концу дня, а на шесть часов был назначен фуршет на верхнем, последнем этаже этого еще не достроенного небоскреба. С тех пор Черкизов не выпускал из руки телефон в кармане. Он ждал конца своей нескончаемой пытки: должен был позвонить коллекционер-барыга, подтвердить получение доски, и тогда весь этот кошмар для него заканчивался.
У длинного фуршетного стола было много знакомых, они заговаривали с ним, но Черкизов отвечал им рассеянно и неохотно, настроения не было. Он собрал себе на тарелке несколько ломтей осетрины, балыка, налил полбокала коньяка и отошел в дальний угол. Коньяк залпом выпил, рыбу пожевал, не ощущая вкуса.
Через полчаса после этого у него в кармане завибрировал телефон, – он иногда отключал звук, а часто даже сам телефон. От неожиданных слов в трубке, он судорожно сглотнул.
– Что ты мне подсунул, сволочь!
Черкизов узнал этот голос, но от неожиданности спросил:
– Кто говорит?
– Ты знаешь, сволочь, кто говорит! В твоей тряпке были зашиты доски от ящика. Грязные доски от картошки! За них я отдал твоим хмырям три миллиона. Ты меня слушаешь?
– Слушаю. Я сейчас позвоню…
– Ты звони, кому хочешь, но только помни – ты мне должен три миллиона! И с этой минуты ты на счетчике! А чтобы ты живее поворачивался, сука, к тебе завтра придут мои ребята. Все понял?
Черкизов не ответил, нажал кнопку отбоя и пошел к столу наливать себе коньяк. Дрожащей рукой он налил полстакана и сразу выпил.
Нервно облизывая губы, Черкизов думал, кому звонить первому. Обе иконы ушли на его глазах за кремлевские ворота. На том все его обязательства кончились. Вторую икону увезли бандиты, которых сам же Марио для этого выбрал. Черкизов содрогнулся, подумав, что придется сейчас услыхать его голос. Это были именно его слова, что отрежет им головы, если Черкизову не привезут потом деньги. Но тот, пожалуй, и разговаривать с ним теперь не станет… Лучше было звонить сейчас дону Спинноти, тот хоть был еще в Москве.
Фуршет проводился на верхнем, но еще не достроенном этаже башни. Здесь еще можно было выйти за прочные широкие стекла на строительные леса и ощутить высотный ветерок. Черкизов тщательно прожевал, проглотил, вышел на свежий воздух, и только после этого набрал номер московской сим-карты дона Спинноти. Дожидаясь ответа, он выпрямился и подтянулся. Но после долгих гудков Черкизов услыхал развязные русские слова:
– Кто это? – и сразу детский смешок. – Старик-то твой сдох. Помер он. Привет семье. – Снова хохот и гудки.
Черкизов взглянул на номер, который набрал: еще вчера с него ему звонил сам «дон». Собравшись духом, он набрал следующим номер – Марио. С этого номера Черкизов не услыхал в ответ даже гудков: тишина, как будто такого номера больше не существовало.