Крещение Киевской Руси

София, очевидно, должна была противостоять Десятинной церкви и ориентировалась на иную христианскую общину. Личные наклонности в данном случае особого значения не имели: в политике больше сказывается логика борьбы. Ярослав устойчиво опирался на варягов и к их советам в первую очередь прислушивался. А варяги в первой половине XI века находились в основном в орбите влияния византийской и ирландской церквей. Практически это означало поворот в сторону именно Константинопольского патриаршества, тем более что и держава Самуила окончательно рушилась как раз в это время, а Охридское патриаршество переводилось на уровень архиепископии.

В 1017 году, однако, поворот осуществить не удалось. Глухое сообщение о пожаре, нацеленном на церкви, возможно, свидетельствует о серьезных столкновениях в самом Киеве. Недовольство киевлян и могло побудить к новому выступлению Святополка и Болеслава против Ярослава. На сей раз Ярослав был совершенно разгромлен и бежал в Новгород «с 4-ми мужи». Он собирался бежать и далее за море. Но посадник Константин Добрынич с новгородцами «рассекоша лодье Ярославле» и собрали крупную сумму денег для найма новых варяжских отрядов.

Святополк и на сей раз не сумел найти опоры в собственной стране. Иноземное войско, естественно, вызывало возмущение у местного населения. Разведенных по городам «на покорм» дружинников Болеслава жители избивали. Летопись сообщает, что тайный приказ избивать поляков дал сам Святополк, видимо, раздосадованный тем, что и его самого Болеслав фактически лишил власти. В результате «Болеслав же побеже ис Кыева». Такой финал неудивителен. Удивительно то, что он, захватив бояр, сестру Ярослава Предславу, а также солидный обоз с награбленным имуществом, «Настаса пристави Десятинънаго ко именью, бе бо ся ему вверил лестью».

Трудно даже представить, как много заключает эта летописная строка. Именно она должна приоткрыть завесу над событиями начала XI столетия да и позднейшей поры. Здесь важен и сам факт ухода Анастаса с Болеславом, и оценка этого события позднейшим летописцем. Ведь фактически он Анастаса оправдывает: доверился лукавому польскому князю. Да и о Болеславе этот летописец пишет с уважением: «Бе бо Болеслав велик и тяжек, якы и на кони не могы седети, но бяше смыслен». Замечено, что сама ситуация, сложившаяся в Киеве в 1018 году, сходна с положением 1089 года, когда Изяслав Ярославич воспользовался помощью другого польского князя в аналогичной ситуации. И тональность повествования заставляет предполагать, что принадлежит оно летописцу Десятинной церкви, писавшему свой труд в 80-е годы, то есть тому самому летописцу, который вставил в летопись Корсунское сказание. А в нем Анастас представал вполне положительным героем.

Из летописного повествования в целом не следует, чтобы Анастас совершил предательство по отношению к той традиции, которую он до сих пор представлял, то есть той церковной организации, во главе которой стояла Десятинная церковь. Ясно, что Анастас враждебно относился к тем изменениям, которые начал в 1017 году Ярослав: на Русь он больше не вернется. Но у него, очевидно, обнаружились расхождения и со Святополком, характер которых остается, к сожалению, непонятным. Не исключено, что в данном случае сказывалась враждебность Святополка наследию Владимира как такового. Сам выбор Анастаса лишний раз подчеркивает откровенную слабость позиций Святополка в Киеве. А потому князь и бежал из Киева к печенегам, едва наемное варяжское войско подошло к столице. С печенегами пытался он вновь овладеть Киевом, а после поражения бежал на запад, «пробежа Лядьскую землю» и «межю Ляхы и Чехы испроверже зле живот свой».

Устранение и еще одного соперника не сделало для Ярослава пребывание в Киеве безопасным. Видимо, какое-то время ему пришлось уступать киевский стол полоцкому князю Брячиславу Изяславичу (внуку Владимира), а в 1024 году варяжские наемники Ярослава были разбиты под Лиственом Мстиславом Тмутараканским и Черниговским. Хотя сам Мстислав предложил Ярославу занять Киев, разделив по Днепру Русскую землю, последний предпочитал отсиживаться в Новгороде и лишь по смерти Мстислава в 1036 году стал «самовластець Русьстей земли». Очевидно, только теперь смог он продолжить мероприятия, начатые в 1017 году. И именно теперь в Киеве впервые появляется греческий митрополит (Феопемпт).

Отрицательное отношение Ярослава к наследию Владимира проявлялось и в новгородский период его княжения. После крещения Новгорода церковные общины здесь возглавлял Иоаким Корсунянин. В «Повести временных лет» он не упоминается, а в новгородских летописях кое-что переосмысливалось задним числом. Так, неясно, был ли он изначально епископом, или же занимал положение, сходное с должностью Анастаса в Киеве. Так или иначе, это был ставленник Владимира, и с Ярославом у него отношения оставались натянутыми.