Крест и полумесяц (СИ)

Гертензон в очередной раз шикнул на жену, чье обеспокоенное лицо высунулось из-за полураскрытой двери. Затем поправив песне, приступил к чтению. Признаться, из письма ожидал узнать то же, что и всегда. Мол, так и так, дорогой отец, я пал жертвой жестоких обстоятельств и вынужден снова взывать к вашей милости — вышлите мне немножко денег. По крайней мере, именно эта просьба, выраженная в цветастых выражениях, всякий раз звучала в прошлых письмах от сына.

— Хм… Желаю здравствовать Вам, дорогой и безмерно уважаемый мною папенька! Пишет Ваш непутевый сын, Яков Гертензон. Прошу прощения, что столь долгое время не писал Вам. Произошло это по причине поистине необычайных обстоятельств, — негромко читал мужчина, водя пальцем вдоль пляшущих строк. — Ну вот! Опять про необычайные обстоятельства разговор завел! — вспыхнул он, как порох. — Снова гроши просить станет.

Готовящаяся скомкать письмо рука замерла. Взгляд Гертензона вдруг зацепился за нечто любопытное в послании от сына.

— Любопытно… Судьба улыбнулась мне, дорогой папенька, когда я уже совсем отчаялся… Прибыв в Тифлис, я обратился к дядюшке, почтенному Исааку Абрамовичу, о котором вы часто мне рассказывали. Вы, папенька, даже представить себе не можете, каким большим и важным человек он стал. Он, единственный во всем Тифлисе, владеет чудесной самошейной машинкой, которая сама шьет любое платье. К нему очереди выстраиваются из самых известных и богатых персон города. Еще сказывают, что Исаак Абрамович обшивает самого господина инженера Каримова. Вы верно уже слышали про сего господина, которого здесь называют оком самого государя-императора, — у мужчины зачесался кончик носа, что случалось не часто, а лишь наступлении чего-то эдакого странно. Именно это в данный момент, по все видимости, и происходило. В письме зашел разговор о высочайшей особе, что не могло не волновать. — Ой-вей, Яша, Яша. Держался бы ты подальше от таких важных господ. От них нашему брату никогда и не было хорошего…

Горестно повздыхав немного, Гертензон снова взялся за письмо. Была у него такая, известная всем привычка: при каком-нибудь новом деле или необычном известии прежде «поплакаться», посетовать на судьбу-злодейку.

-…Дядюшка был так любезен, что познакомил меня с господином инженером. Посоветовал держаться сего великодушного господина, ибо с ним обязательно можно сделать большой гешефт… Гешефт, хм, — несколько раз мужчина повторил это слово, будившего в его душе нечто приятное и близкое. Кажется, впервые за много лет ему в голову пришла мысль, что из его непутевого сына может получится что-то эдакое. — Господин инженер оказался человеком выдающихся способностей и качеств, коих я нигде и никогда не встречал. Ни жестом, ни словом он не дал мне понять, что я еврей и по сему неприятен ему.

Гертензон вновь отложил письмо в сторону и задумался. Слишком странные известия содержались в письме, что он пытался «переварить», но у него никак не получалось.

-…Испытав меня на предмет гимназитических знаний, господин инженер предложил заняться мне одним делом. Вы, папенька, даже представить себе не можете, что это была за дело. Я должен буду за весьма хорошую плату выискивать и присылать господину инженеру людей, которые известны чем-то необычным. Особенно его интересовали разные механикусы, мастерившие всякого рода машины. За известие о таком мастеровом мне обещано пятьдесят рублев ассигнациями, а за вербовку его — исчо пятьдесят рублев. Поэтому папенька обращаюсь к вашей помощи. Нет ли у вас на примете таких людей? А помните папенька был на Привозе гой один, который похвалялся, что смастерил многозарядное ружье?

-//-//-

Суджукская лагуна глубоко вдавалась в берег, в трех-четырех верстах образую уютную, скрытую от глаз, лагуну. Со стороны берега стеной стояли вековые сосны, через которые не пройти ни конному, ни пешему. Отсюда в горы вела лишь одна тропа, петлявшая между исполинскими валунами и скальными пальцами.

У берега лениво покачивалось на волнах небольшое одномачтовое судно, тна котором не было ни единой души. С берега, где виднелся шалаш из веток, поднимался легкий дымок, тянулся пряной запах немудренной похлебки. С виток свисали сушившиеся порты и рубаха.

Странный лагерь. Для рыбаков не сезон. Сезон бурь только начался. Не каждый капитан в такое время отваживался в море выходить. На контрабандистов тоже не похоже. Больших городов в округе сроду не было. На сотни верст кругом одни нищие адыги, разбойник на разбойнике и разбойником погоняет. Негде и некому товар было сбывать. Лагерь в лагуне скорее работорговцы устроили. Самое место для них — укромное, спокойное, с моря и с земли не каждый лагерь увидит…

Тем временем на берег вышел весьма колоритный персонаж. Низенький, поперек себя шире, турок в толстом стеганом халате, из-под которого лезло дряблое волосатое пузо. Его короткие кривые ноги в красных шароварах заканчивались мягкими сафьяновыми сапогами тонкой выделки. Все это венчала необычайно большая голова с лицом, изрытом оспой.