Крест и полумесяц (СИ)

— Лезь на верх, где вчера сидел. Если что увидишь, подашь сигнал, — бросил Мустафа. Парень с сожалением посмотрел на мясо, что еще оставалось в казане. Явно доесть хотел. Пришлось на него прикрикнуть, чтобы собирался быстрее.

…Долгожданное известие пришло лишь к вечеру, когда начало темнеть. Случилось это так.

Сильный свист внезапно прорезал воздух. Фигурка часового, с берега казавшаяся крошечной, отчаянно замахал руками. Выскочивший из шалаша, Юсуф с облегчением выдохнул. Наконец-то, идут. Слава Всевышнему, дождался все-таки. Признаться, бродила шальная мыслишка, что Джавад испугается и никакого каравана с рабами больше не будет. А тот не подвел.

— Эй, собачий корм, мяса пожарь! Дорогие гости идут! — прикрикнул турок на заметавшегося у костра слугу. Сам же натянул на лицо широкую улыбку и пошел к началу тропы.

С горы спускался караван. Длинная лента из десятков людей и навьюченных лошадей извивалась между каменными валунами, почти теряясь между ними. В лучах заходящего солнца нет-нет да и сверкал метал ружья или кинжала, помечая охрану.

Юсуф закрыл ладонью солнце, вглядываясь в сторону гор. Слишком уж большой был караван. Он ждал десяток, не больше. Тут же было гораздо больше — три, а может и все четыре десятка. Неужели Джавад расстарался и прислал больше рабов.

— Хм, а говорил, что туго с рабами… Интересно, каких больше? Если белокурых, то хорошо можно заработать, — бормотал турок, гадаю, сколько и каких женщин было в караване на этот раз. — Белые сегодня в цене. Хорошую цену можно взять, — причмокнул он от предвкушения. — Горянки тоже хороши. Дикие, непокорные, с ножом бросаются. Таких приручать нужно…

На какое-то время Юсуф погрузился в размышления о достоинствах своих будущих пленниц. Русские женщины, конечно, хороши — мягкие, податливые, покорные, готовые на все для своего хозяина. У них красивые густые волосы, цвета спелой пшеницы, в которые так славно завернуться после любовных утех. Знающие люди сказывают, что если такую пленницу хорошо «воспитать», то лучшей женщины и не найти. Как собака верная будет. Лучше аскера служить будет. Черкешенка же другое. Дикая, как барс. Непокорная, глаза готова выцарапать. Если нетронутая, то за нее безумную цену можно спросить. Не зря же у Великого столько черкешенок в серале[7].

— Юсуф-эфенди! — донесся встревоженный голос Мустафы. Задумавшийся Юсуф не ответил. Пришлось снова звать. — Юсуф-эфенди! Что-то не так! Юсуф-эфе… Хр-р-р.

Юсуф развернулся и… встал, как вкопанный. Медведеобразной Мустафа с застывшем на лице удивлением медленно оседал на землю. Из его груди торчала рукоять метального кинжала. В десятке шагов от них стоял высокий мужчина в приталенной черкеске и большой белой чалме на голове. Рука его была характерно вытянута вперед. Видимо, это именно он метнул тот нож.

— Ты что здесь, пес, делаешь? — высокий одним рывком преодолел разделявшее их расстояние и схватил за грудки турка. Его кривившееся лицо пылало от гнева. — Совсем берега попытал?! Все же знают, что я запретил торговать рабами на этих землях! Ты меня слышишь, плесень?! — турка так тряхнуло, что зубы клацнули и во рту появился привкус крови. — Я же тебя в землю живьем закопаю, тварь! Мохнатого золота захотел?

В глазах горца такое бешенство плескалось, что Юсуф затрясся. Ногами задрыгал. Слезу пускать начал, правда, для вида. Соображал, как из всего этого выбраться. Ведь он и не из таких передряг выбирался. Не зря же его прозвали Юсуф Счастливчик.

— Что вы, эфенди?! Я обычный купец! Честный торговец. Шкурками торгую, — плаксиво бормотал турок, рыдая самым натуральным образом. — На жизнь зарабатываю. Как еще семью кормить, эфенди? — пытался он вскидывать руки. — Я честный торговец. Любой про то скажет. Эфенди, подожди…

Куда там. Никто его вопли даже слушать не стал. Горец свалил его на землю и за шкирку потащил к костру, возле которого лежали сваленные в кучку кандалы и куски веревок. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, для чего все это готовилось.

— Честный торговец, говоришь?! Ты, падла, людьми торгуешь! — Юсуфа башкой ткнули в железные кандалы, разбивая все лицо в кровь. В добавок, ногами с силой прошлись по его ребрам. — Кандалы видишь, кусок дерьма? Видишь, тварь?! — Юсуф, шепелявя разбитыми губами, пытался что-то ответить, но новый удар снова бросил его на землю. — Придется ответить. Сейчас законопатим тебя и твоих уродов в каюте и отправим на дно твое корыто. Знаешь, что потом будет?

Искаженное ненавистью лицо горца приблизилось к Юсуфу вплотную. Он пытался отшатнуться, но не мог.